Радион дал ему небольшой свернутый свиток, который он быстро развернул, сломав печать, и прочитал. После этого громко фыркнул, огляделся в поисках зевак, а затем повернулся ко мне. Северный ветер был настолько пронизывающим, что мне пришлось спрятать лицо в поднятый воротник пальто. Были видны только мои глаза и нос.
— Вы сын Радомира Кречетова, — Добрыня был уверен на все сто. Я лишь кивнул, и он обнял меня, словно медведь. — Примите мои соболезнования по поводу отца, мой государь.
Но все равно это сработало отлично. Меня приняли за дворянина, чье тело уже похоронено на острове.
*****
— Тут работы непочатый край, — присвистнул Радион час спустя, когда солнце стояло у нас над головами, ветер немного стих, а температура повысилась.
Мы сидели внутри большого двора замка. Различные рабочие и солдаты бегали туда-сюда, принося припасы и материалы. Они должны были помочь с ремонтом пострадавшей от пожара крыши. Также починить разрушенные каменные здания и стены. Приказы князя были довольно ясны на этот счет.
Я жевал суп, слушая Добрыню. Всех этих бывших пиратов заставили кирпичи таскать, и им это явно не нравилось.
Внезапно заметил Дану, как она стояла на башне, словно курица на жердочке. Плащ ее трепался на ветру, а она там, наверху. Как орел с высоты двадцати метров всё обследует. У этой бабы глаза как у совы и нюх как у пса на опасность.
— Ну наконец-то тебя нашел, — я поднялся, ставя миску на стол. — Чего там, ведьма?
— Останьтесь, — проворчал Радион. — Нам может понадобиться ваше мнение, Ярослав.
— Чего еще? — вздохнул я.
— Решение должно быть принято, — объяснил Добрыня. — Замок так и не был восстановлен после атаки на вашу семью. Его оставили таким, каким он был. Лишь немного местных жителей рядом.
— Сколько их тут в округе? — спросил Радион, а я уже понял, что разговор будет не так прост.
— Ну, десяток фермерских хат с той стороны речки.
— Да это вообще не деревня, — ответил Радион, видно, его это сильно смущало. — Они вообще помогут-то?
— Дадут немного провизии, может, пару коз, зерна, — рассеял Добрыня наши надежды. — А так нифига.
— Ну, а вы сможете ремонт доделать? — Радион уже надеялся, что есть время урвать хоть что-то.
— Значит, у нас есть время? — Спросил Добрыня с надеждой.
Жрец вдумчиво вздохнул, словно пытаясь выдуть из себя душу, которую давно уже продал за пузырь водки.
— Я не знаю, Добрыня. Никто здесь не знает. Может, и вправду всё это — чёрт пойми что, но люди всё равно в это верят, — сказал он, поглядывая на меня сквозь грязное стекло своих очков.
Добрыня расхохотался, его голос звучал, как скрип костей:
— Истинное распутье перед выбором, — заметил он, глядя в мою сторону. — Теперь ваша очередь, государь. Вы ведь можете сказать, что мы должны делать?
«Что, черт возьми?»
— Чего ты ожидаешь? — спросил я, чувствуя, как мои нервы напрягаются, как струны гитары перед разрывом. — Ты был когда-то воином княжеской дружины.
— А я из инженерной десятки, — произнёс Добрыня, раскачиваясь на стуле. — Тут есть разница.
— Как насчет спросить Радиона?
— Он не Кречетов. Вы Кречетов, мой государь. Не так ли?
— Конечно! — вырвалось из меня с гневом.
Добрыня протянул мне свиток, и я притворился, будто вижу на нем что-то важное. Несколько букв мне удалось разобрать, но остальное было за пределами моего понимания.
— Это приказ князя Владимира. Последнее слово за вами, — сказал Добрыня.
— В чем проблема тогда? — спросил я.
Радион хмыкнул, будто пытаясь решить, считать ли это хорошей или плохой идей:
— Мы, государь, стоим перед выбором, — пробурчал жрец, будто сам факт обсуждения этого плана доставлял ему удовольствие. — Либо мы чиним этот дряхлый замок на зиму, либо же готовимся к вылазке северян через перевал.