В полдень мы спустились с высот, ветер усилился, но холод уменьшился. Справа от нас находилось бесплодное плато, слева продолжался горный хребет, а прямо перед нами, насколько хватало глаз, открывалась земля. Бесконечная сухая травянистая равнина, плоская земля, на которой на многие мили не видно ни единого дерева.
— Боги мои, — проворчал я, поднимая воротник пальто и высоко застегивая пуговицы, чтобы защититься от пронизывающего ветра. — И что теперь, Матвей?
Домовой стоял рядом со мной, его голова была на уровне моего колена. От досады он громко фыркнул. Звук, издаваемый этим носом был, оглушительный.
— Пусто, их лагеря тут нет. Надо искать.
— Тогда ладно, — отметил я, оглядываясь вокруг, прежде чем заметил пирата, прячущегося за Добрыней. — Олаф!
— Я вам нужен, государь?
— Нет, я позвал узнать, не спишь ли ты стоя на ногах!
— Некоторое время назад, государь.
— Хватит! — Рявкнул я, скрипя зубами. — Нам нужна чертова лошадь, — объяснил я, прежде чем добавить. — Сделай так, чтобы их было несколько. Степи слишком большие, чтобы пройти пешком.
На самом деле, я отказался бы пройти еще метр.
— Где мы собираемся искать коней? — допытывался Олаф.
— Хм, город? — Я повернулся к домовому. — Где ближайший город, Матвей?
— Я не знаю, — невозмутимо ответил мохнатик.
Я моргнул.
— Ты не знаешь? Это шутка?
— Нет, государь Ярослав, это не так.
Как назло, еще мой сокол куда-то пропал. Так что я никак не мог осмотреть окрестности через его глаза.
Ярость начала охватывать меня:
— Не смей обманывать меня, ты, мохнатый коротышка!
— Государь, — прервал меня Добрыня.
Гнев заставил меня резко повернуть голову к ветерану.
— Следующий раз он скажет нам, что мы заблудились!
— Я раньше не бывал в степях, — признался Матвей, глядя на нас. — Это ничего не меняет.
— Что? Конечно, это меняет! — Я взорвался, мои глаза застилала пелена, будто в них бил ветер. — Черт! Какого хрена мы здесь делаем? Что это за дерьмо?
— Государь, — снова вмешался Добрыня, и у меня на виске вздулась вена.
Что? — зыркнул я на бывшего дружинника.
Мужчина указал пальцем в сторону плато.
— Вон там поднимается дым, — объяснил он. — Я думаю, это может быть деревня.
Я ничего не мог разглядеть из-за слез. Мелкие кусочки скошенной травы и пыли почти ослепляли меня.
— Ты уверен? Ну, хм… — Я опустил голову под поднятый воротник пальто. Видимой осталась только верхняя часть головы.
Лучшие аспекты этих жилищ — их круглая форма и отсутствие окон, за исключением отверстий на войлочных крышах. Дым выходил через них.
Двери были узкими, грубо сделанными из шкур. Все было грязно-коричневого болотного цвета. В центре деревни была грунтовая дорога, проходящая через нее.
Домов было немного около двадцати, они отличались лишь размерами.
Я надул щеки, глядя поверх поднятого воротника, не слишком впечатленный.
«По сравнению с этим Новая Слава была городом господ,» — мрачно размышлял я.
Олаф держал вчерашний кусочек баранины с торчащим кусочком кости. Он с трудом прожевал мясо и проглотил его.
Увидев мой сердитый взгляд, он неуверенно остановился.
— Оно почти несвежее, — явно соврал он.
— Давайте попробуем поговорить с ними, — ответил я, не желая начинать еще одну ссору.
— Позвольте мне заговорить, — произнес Добрыня, стоя перед нашей группой, Матвей рядом с ним.
Степняк, наблюдавший за нами, отделился от группы и хотел поговорить с нами. Его седоватые волосы уже проредились, на голове шерстяная шапочка и кожаные доспехи, когда-то бывшие приличными.
— Куда вы направляетесь, мужчины? — спросил он на местном диалекте.
— Приветствую, добрый человек, — ответил Добрыня, на голову выше местного жителя и вдвое крупнее, он выглядел почти устрашающе. — Мы добрые люди… Есть ли у этого места название?
— Лунная долина, — ответил мужчина. — Я — Замир, сын Калвара.
— Я — Добрыня, бывший дружинник из Новгорода, — представился Добрыня.