Сделал вдох, чтобы привыкнуть к воздуху. Затем обратил внимание на вход в большую палатку. Деревянные столбы у входа, синие стены с вертикальными белыми полосками.
Женщина в белом сетчатом одеянии, похожем на одежды колдуньи, заметила мой взгляд. Ее лицо было скрыто за вуалью. За узкой щелью в ткани, размером с палец, поблескивали лазурные глаза. Когда она проходила мимо меня, её прозрачные одежды зашелестели. Казалось, она скользит, а не идёт, и вот она уже исчезла за пологом шатра.
«Вау,» — подумал я.
Бросил взгляд в сторону проема. Под одеждами у нее ничего не было, кроме украшений на обнаженной коже. Я вздохнул, проходящий мимо меня мужчина остановился, увидев выражение моего лица.
— Гадалка, — сказал он мне. — Женщина знает свое дело.
Я обеспокоенно посмотрел на него.
— Провидец?
— Конечно, — согласился мужчина. — Человек видит то, что он хочет.
— Благодарю.
Мужчина кивнул и ушел, а я, причмокнув губами, откинул покрывало и вошел в темный шатер.
Внутри большого шатра никого не было, кроме женщины, стоявшей за двумя медными жаровнями с благовониями. Я чувствовал траву под сапогами, воздух тяжелый, а темнота — туманна.
— Ха! — усмехнулась она, и языки пламени вырвались из жаровен, осветив роскошный интерьер. В конце концов, она состарилась: белые сетчатые одежды сменились консервативным зеленым нарядом, голова была непокрыта, а ее длинные волосы побелели.
Ее постаревшее лицо выглядело по меньшей мере на шестьдесят, а я вел себя как джентльмен.
— Впечатляющий трюк, — произнес я, сжимая челюсти. — Хотя я видел и более странные вещи. Где девушка? Ее… лицо мне понравилось больше.
«Сиськи, ноги и задница, полный комплект.»
— Ты видел мать сына, вы никогда не встретитесь, — ответила провидица своим древним голосом. — Если ты не покаешься.
А?
— Знаешь, — сказал я, надув щёки, — ты сейчас не совсем убедительна. Я не вижу денег в твоём будущем, пожилая женщина.
— Правда причинит тебе боль, путник, — ответила провидица, раскрыв правую руку и растопырив пальцы. — Это не то, что ты ищешь.
— Ты знаешь меня? В твоих словах мало смысла. У меня уже есть женщина.
Провидица ухаживала за своей левой рукой, сжав её в кулак.
— Она родит королеву, но девочка будет твоей только наполовину. Хочешь знать её имя?
Я облизнул губы.
— Мне не очень нравятся твои слова, женщина, — прохрипел я, и старая провидица захихикала юношеским смехом.
— Богиня ненавидит тебя, потому что ты держишь в кулаке сердце её дочери. Великий рогатый в долгу перед тобой, и тот, у кого нет имени, обратит любовь твоего сердца в прах. Драконья шкура перенесёт тебя через Море Тумана, где рождаются все туманы. Чтобы никогда не возвращаться назад. Если ты найдёшь пиратскую темницу и отправишься за Бледные горы, ты никогда не обретёшь счастья, как и это королевство, но твоя тень никогда не будет забыта.
— А что, если я этого не сделаю? — спросил я, обливаясь потом и чувствуя головокружение.
— Ты умрёшь выставленным на всеобщее обозрение героем, — провидица сделала паузу, на её морщинистом рту появилась мерзкая ухмылка. — Что ты выберешь, укротитель монстров? Трон и бесчестье или шанс погибнуть за великое дело?
Я откашлялся и поморщился, вытирая слёзы с глаз. Воздух в палатке был гнилостным, заставляя меня отступить на шаг.
— Нет такой вещи, как великое дело, ведьма. Будущее — это то, что мы из него делаем сами, — произнёс я.
— Ах, так отвечали все короли, — ответила провидица, разжимая сжатый кулак, в котором блестела чёрная сфера размером с человеческий глаз, словно из обсидиана.
«Скрипнула кровать, иностранка прошептала: „Любовничек“.»
Я развернулся на каблуках и пошёл к выходу, наслушавшись суеверного бреда на всю жизнь.
— У дракона есть имя, — сказала она, когда я уже был на пороге палатки. И с видом одержимости добавила: — Помни, что даже боги ошибаются, Ярослав. Но не сердце, никогда не сердце.
Мужчина в шляпе моргнул и отскочил от меня, когда я вышел. Солнце ослепило меня. Заметив, что пара средних лет смотрит на меня восхищёнными глазами, я нахмурился.
Я повернул голову в одну сторону, но ничего не увидел. Поэтому я обернулся и заметил, что Велес двумя пальцами оттягивает себе левое веко. А затем отрывает его, держа поводья лошади в другой руке. Маленькое тело Филимона лежало на седле без сознания.