Но Сергею так даже внезапно удобней оказалось.
Олеся не оправдала его ожиданий. Лишь притворяясь спокойной и покладистой, сдержанной, по факту, жена, подсунутая Авраменко, оказалась своевольной, характерной и упрямой. И ему никак не удавалось переломить ее характер. Конечно, Сергей еще и не приступил к этому делу со всем тщанием, слишком мало времени прошло после свадьбы… Но туда ей и дорога! Зачем ему этим муторным делом заниматься, когда можно теперь по своему вкусу подобрать себе новую жену… Или, вернее, пока любовницу, да и то надо бы осторожность проявить, создав идеальную иллюзию скорбящего новобрачного, раздавленного трагедией. Это и в политике свои преференции принести может, и с наследством только сыграет ему на руку.
Потому, изобразив на лице скорбную мину, чтоб и свои люди не придрались, и полиция, которая ждала его на крыльце для разговора, Сергей вышел из машины. И тяжелой, шаркающей походкой совершенно подавленного человека, пошел к ступеням и ожидающим там его полицейским.
Протокол по вскрытию Мире сбросили уже поздно вечером.
Начало десятого, пора бы домой всем давно. Но они продолжали в офисе торчать. Коля даже представить не мог, как поедет сейчас туда, где спальня насквозь Лесей пропитана, ее запахом, ее смехом и стонами, которые точно у него в голове зазвучат, едва зайдет в комнату. Ну а брат с невесткой, видимо, не решались его одного оставить.
Торчал в офисе и Петр, точно проникшийся ситуацией и желающий понять, чем все закончится.
Ужин тоже заказывали сюда, но Колю до сих пор от еды воротило. Да и за сутки без еды не подохнет, а вот без Леси… Имелось ощущение, что вполне может.
Но никто и не настаивал на его участии в трапезе, по всей видимости, все всё понимали и не мешали ему заливаться кофе. А Коля и вкус напитка не ощущал. Прав был Стас, ни хера не помогает, пока висишь в этом чертовом вакууме ожидания и неизвестности. Только, после первых часов почти статической напряженности, сейчас, когда у его надежды появилось основание и подтверждение, внутри кипела невероятная и подчас почти неконтролируемая потребность куда-то бежать и что-то делать.
Проблема была в том, что направление, в котором, очевидно (боги! Он все еще понимал, что этого может быть мало для уверенности, но иначе просто двинулся бы головой), его малышка покинула столицу, открывало колоссальные по своему охвату вероятности. Две трети страны лежало в этом направлении!
А Коля, идиот, не выяснил о ней достаточно, чтобы сейчас даже рискнуть предположить, куда именно Леся могла поехать… Да и поехала ли? Возможно, поговорив с ним на выезде, она вернулась куда-то назад? Хотя, учитывая версию с имитацией своей гибели, самым разумным было покинуть столицу, во избежание накладок. Потому они, обсудив возможности, решили, что это наиболее вероятно… Но где же ее сейчас искать, дохлая кикимора?!
Коля за эти часы изучил распечатанную Петей карту области вдоль и поперек — но ничего не отозвалось. Так же подробно рассмотрел и карту страны, что имелась у них в офисе, но пока не сумел и приблизительно угадать, в каком направлении свою девочку искать.
Брат поглядывал на него все еще с настороженностью. Они с Мирой допускали вероятность ошибки и иного исхода… Николай понимал некой отстраненной частью разума, что в чем-то кузен прав, но… Он в свою систему мироздания такую вероятность просто не мог включить.
И это его родные тоже понимали…
До хрена тяжелые несколько часов выпали, если откровенно. Впору бы виски выпить, в наивной надежде, что немного давление в груди ослабнет. Но ему нужна была ясная голова, да и имелось подозрение, что эффект от алкоголя будет таким же, как от кофе, который он пил чисто механически, ни вкуса, ни аромата, ни бодрости не ощущая… Правда, его внутри колотило нервом так, что кофеин и близко не стоял.
Еще и Мартынов, падла…
В общем, Мира и Петя следили за новостями, и прокрутили им со Стасом сюжет, где какой-то канал сумел дозвониться до этого мудака… У Коли едва выдержки хватило слушать наиграно-трагичный тон и имитацию горя… Да, быть может, в нем говорила предвзятость и ревность, но Николай прекрасно помнил, как этот урод вел себя с Лесей. И синяки на ней помнил, а потому ни фига в его горе не поверил!
Однако, выслушав это все, у них всех создалось ощущение, что Мартынов в смерть супруги поверил. На это ли рассчитывала Олеся? К этому ли стремилась?