– Что случилось, рассказывай, – бросил хозяин, обернувшись к гостю.
– Да кинули меня, развели, как лоха последнего. – Февраль тяжело вздохнул и закашлялся.
Он сделал вид, что ощупывает грудную клетку, а сам незаметно взялся за пистолет, спрятанный в бинтах.
Из гостиной, раздвинув шуршащий декоративный занавес из искусственного камня, выплыла недовольная супруга хозяина квартиры.
– Вова, что это? – прозвучал в прихожей возмущенный голос.
Февраль улыбнулся, разглядывая ее. Ему мгновенно стало понятно, что данная особь женского пола совершенно не приспособлена для быта, служит лишь украшением в квартире, целый день просиживает на жопе, красит ногти да приглаживает волосы. И прическа у нее была какая-то дурацкая, старомодная, годов из восьмидесятых или девяностых. Февраль не мог припомнить, чтобы бабы теперь так ходили.
– Уйди, Маша, у нас серьезный разговор, – попросил Толстый, опасливо покосившись на гостя.
Февраль промолчал, аккуратно извлекая пистолет, запутавшийся в бинтах. Он клял себя за то, что не додумался надеть кобуру.
Супруга Толстого между тем раздухарилась не на шутку:
– Ты каждый раз приводишь в дом непонятно кого! Вечно накурят, наследят!.. В доме уже воняет твоими гостями! Не думайте, что я позволю вам здесь водку пороть!
– Заткнись!.. – взвизгнул Толстый, которому от перенапряжения в лицо бросилась кровь.
В отличие от супруги, он понимал, кто стоит рядом с ним, и прекрасно знал, что может последовать за ее словами.
– Ты мне такое говоришь? – завопила жена во весь голос. – Это моя квартира…
Февраль не дал ей договорить, ударил по лицу наотмашь загипсованной рукой. Мария отлетела, ударилась о стену и сползла на пол.
– Не надо было так круто, – сглотнув, пробормотал Толстый таким тоном, словно гость всего лишь неудачно пошутил.
Его лицо покрылось испариной, хотя в квартире работал кондиционер и было отнюдь не жарко. Просто Толстому наконец-то стало понятно, что визитер опаснее, чем кажется, и явился не с баблом, а с проблемами.
– Разоралась твоя сука, – рявкнул Февраль и резко прижал хозяина квартиры костылем к стене. – Ты, падаль, конкретно подставил меня.
– Я ничего не делал, – бледнея, прохрипел Толстый. – Дал тебе нормального клиента.
– В натуре, что ли? – Февраль ткнул ствол пистолета в нос собеседнику и осклабился. – Этот нормальный опустил нас на бабки, а потом хотел замочить. Я соскочил, а Профессора он завалил. Босяк усох, а ты тут колотишь. Чего гнал, что бабок будет немерено? Думал, эта параша на дурняк прокатит?
– Я и правда не понимаю, что случилось. Может, вы что-то не так сделали? – выдавил из себя Толстый, закатывая глаза от удушья.
Февраль убрал костыль от горла жертвы. Хозяин квартиры упал на колени и стал судорожно ловить ртом воздух. Жена его лежала на полу в бессознательном состоянии. Из рассеченной скулы женщины текла кровь. Толстый одернул ее задравшийся халат и испуганно посмотрел на гостя.
Тот ухмыльнулся и велел:
– Тащи эту шалаву в зал. Там мы и побазарим.
– Ну, начнем, – выдохнул Сергей Живцов и похлопал по плечу водителя, чтобы тот остановил машину.
Темно-синяя «Тойота» затормозила перед полуразвалившимся бревенчатым домом, обнесенным покосившейся изгородью. Горелый с трудом выбрался из салона, захлопнул дверцу, расправил плечи, окинул взглядом ветхое жилище и скривился.
– Что-то стремно выглядит. Откуда тут бабки?.. Здесь бомжи, наверное, ошиваются.
– Больше оптимизма, – подбодрил его Живцов, открывая папку с документами. – Судя по бумагам, тут живет Зеленова Мария Петровна, тысяча девятьсот двадцатого года рождения. Домик, конечно, дрянь, но у старухи большая пенсия, а тратить ее некуда. Прикинь, сколько у нее за это время на книжке скопилось. Лимон, не меньше. Надо только с ней поаккуратнее, чтобы не крякнула раньше времени. Ты, Кот, остаешься в машине, а Стена пойдет с нами.
Парень лет около тридцати внушительных габаритов с вечно сонным видом получил кличку Стена в местах не столь отдаленных. Однажды он признался сокамерникам, что работал в театре электриком, и как-то в одном спектакле ему доверили сыграть роль стены. Настоящий актер был пьян, не мог стоять на ногах, поэтому годился лишь на роль дров. Так кличка и пристала к нему навсегда. Парень был абсолютно безынициативный, но отлично выполнял приказы и при этом никогда не задумывался. Выбравшись из джипа, он поплелся за товарищами, слабо понимая, зачем они вообще заехали в эту глушь.