Вилардье".
— Это все. Что вы об этом думаете?
Панафье внимательно выслушал чтение документа.
— Это очень любопытно.
— И что вы скажете?
— В этом деле есть тайна, которая возбуждает мое любопытство, но прежде, чем искать преступника, нужно восстановить картину преступления, нужно осмотреть место, где оно было совершено, найти и изучить людей, которые названы в этом донесении.
— Мы можем найти всех людей, бывших в это время в доме, кроме аббата.
— Как! Разве он не появился на процессе?
— Нет, его не нашли.
— Что вы говорите?! Аббат исчез на следующий день после преступления, и ваш отец был приговорен? — вскрикнул Панафье, изумленный этой бессмыслицей. — Но ведь этот аббат жил в доме, был в интимных отношениях с госпожой Мазель — и вдруг исчезает на следующий день после совершения преступления… Нет сомнения, что настоящий виновник его — аббат.
— Но вы не знаете, в чем состоит обвинение, — сказал младший из братьев. — Наш отец был осужден за убийство госпожи Мазель и ее любовника, аббата Пуляра, окровавленное белье которого было найдено в подвале. Наш отец был обвинен в том, что он убил его и запрятал труп.
— А, черт возьми! Это усложняет дело. Одежда аббата была найдена?
— Да, она была разорвана и окровавлена. Белье, найденное в подвале, принадлежало ему.
— А тело?
— Исчезло. Так что не было никакой возможности узнать, что с ним случилось.
— А что было в карманах платья?
— Ничего, только бумаги. И ни копейки денег.
— Его обворовали?
— Вполне вероятно.
Панафье задумался. В противовес братьям Лебрен он верил в виновность Корнеля Лебрена.
Он поднял голову и спросил:
— Ваш отец был богат?
— Да, он пользовался доходами с имений нашей матери. Это около пятнадцати тысяч франков в год. Кроме того, отец имел шесть тысяч франков собственного дохода.
— Я прошу вас извинить меня за эти вопросы. Они имеют только одну цель облегчить мне изучение хода следствия и судебного процесса, и не свидетельствуют о моих сомнениях в невиновности вашего отца.
— О, говорите, и не бойтесь ничего. Мы привыкли выслушивать обвинения против нашего отца и знаем, что они, увы, основываются на ужасных фактах.
— Ваш отец имел с мадам Мазель только дружеские отношения?
— Наш отец был любовником мадам Мазель.
— Замечательно! Это объясняет наличие ключа, который был у него, и многое другое. Был ли в то время ваш отец в стесненном положении вследствие своих дел или спекуляций?
— Нет.
— Был ли он ревнив?
— Наш отец любил пожить. Овдовев очень рано, он вел веселую жизнь и смотрел очень снисходительно на поведение своих любовниц.
— Сколько лет было Мазель?
— Она была молода и очень хороша собой. Мадам славилась своей красотой.
— Была ли она богата?
— Богата? Нет. Но выигрывала очень много денег.
— Как, выигрывала много денег?..
— Да, она принимала гостей два раза в неделю, и у нее велась крупная игра, большая часть доходов с которой, я убежден, переходила в ее карман.
— Одним словом, это был игорный дом.
— Да, игорный дом.
— Зачем же, черт возьми, ваш отец ходил в это место?
— О, все очень просто — наш бедный отец был игрок.
— Да, это меняет многое.
И Панафье, качая головой, говорил себе: "Очевидно, что даже если он не виновен, поведение его таково, что заставляет верить в его виновность. Богатый человек, посещающий игорный дом, отец семейства, имеющий любовницей какую-то странную женщину, позволяющий ей иметь связь с аббатом… Что касается меня, то я на стороне присяжных. Но чувство, руководящее этими двумя молодыми людьми, слишком похвально для того, чтобы я стал приводить их в отчаяние, говоря им это. И кроме того, не все ли мне равно, каким делом заниматься".