И вот перед нами распахнулись двери в одну из лабораторий. Она была заполнена сложной системой труб, проводков и приборов, в которых можно было запутаться с первого взгляда. На стендах красовались блестящие экраны мониторов, на которых бегущие строки информации сменялись графиками и схемами. В центре комнаты стоял огромный стеклянный столик, на котором были размещены высокоточные научные приборы.
Воздух в лаборатории был пропитан специфическим запахом химических реагентов, который не вызывал отвращения, а скорее интерес и ощущение присутствия чего-то необычного.
По бокам зала, словно клетки в зоопарке, были расположены закрытые камеры, выполненные из закалённого стекла. Эти камеры были оснащены толстыми стенами с прочным металлическим каркасом. Такая конструкция не только предотвращала побег обитателей, но и создавала ощущение иллюзорной прочности и безопасности данного предприятия.
В камерах находились агрессивные люди, которые превратились в ящеров. Их кожа приобрела зеленовато-серый оттенок с чешуёй, которая отражала свет ламп и переливалась разными цветами. Глаза были красными и блестящими, словно у хищных зверей, и не отрывались от нас. Они бились в тесных камерах, с бешенством ударяясь о стены и решетки, словно хотели вырваться из этой тюрьмы любой ценой. Их движения были быстрыми, резкими, и не предсказуемыми. Казалось, что они потеряли все человеческие черты и превратились в диких зверей, управляемых инстинктами и агрессией.
Их рычание и шипение были, как звуки из кошмарного сна. В их взгляде читались безумие и ненависть.
— Ультраправые мавританские террористы, что готовили «акции» по всей территории США, — сухо проинформировала меня Николь. — Это поехавшие фанатики, и мне бы хотелось знать, кто, что, зачем и почему, но, как ты, наверное, уже заметил, они не особо разговорчивые. — Девушка нервно улыбнулась, когда один из ящеров разшиб себе лоб о слегка треснувшее стекло.
— Как познавательно, но эти слегка отличаются от тех, что я видел в Нью-Йорке, — сухо комментирую.
— Генетически они совершенно другой вид, но пока неясно почему, — ящер тут же пришёл в себя и продолжил биться головой.
Секунда, ещё одна, и он всё же разбивает преграду. Человек в рабочем комбинезоне тут же срывается к нему, дабы обездвижить, но ящер плюнул тому в лицо кислотой. Пара мгновений, и от головы остаётся лишь изъеденный череп и упавшее тело. Начинается паника, а ящер всё продолжает поливать помещение кислотой. Николь грациозно выхватила из кобуры на бедре длинный кольт и одним точным выстрелом вынесла мутанту мозги, на секунду я даже залюбовался столь смертоносной фурией.
— Не люблю, когда перебивают. — Ники виновато улыбнулась, но было уже поздно, и кислота ящера задела центральный блок управления камерами, секунда, и они все как одна распахнулись. — А вот это уже не есть хорошо. — произнесла девушка, выцеливая новую тварь.
(Тот самый кольт)
Глава 20
Стальной блеск инструментов отражался в его глазах, холодных и пустых, словно у мертвеца. В лаборатории гудели работающие приборы, а в воздухе смешивались запахи формальдегида и крови, застывшей на белых халатах. Я стоял перед ним, окружённый стеклянными сосудами и пробирками. Он был огромен, как медведь, но вместо меха его тело покрывала серая, как песок пустыни Сахара, чешуя. Его лицо было искажено, челюсть отвисла, обнажая зубы, похожие на клыки дикого зверя. Глаза, голубые, как лёд, были глубоко посажены в пустые глазницы, и в них не было ни жизни, ни разума, только пустота безграничной злости. Он издал устрашающий рык, и этот звук эхом разнёсся по лаборатории, отражаясь от холодных стен. Его шесть рук были покрыты острыми шипами и когтями, и он размахивал ими с неистовой силой, словно дикий зверь, вырвавшийся из клетки. Он бросился на меня, но я лишь равнодушно хмыкнул, активируя заклинание для нарезки «мяса», что часто использовал в походах, а затем и на волнах вражеской армии.
Щелчок пальцами прозвучал оглушительно громко, но чары привычно активировались. Пара секунд, и мясо нарезано тонкой соломкой, хоть соли, хоть копти, хоть запекай. За первым ящером последовал и второй, и третий, а Николь лишь наблюдала за мной с холодной маской задумчивости на лице. Признаться, вышло неудобно, но за столько веков нескончаемых битв я уже позабыл, что такое конспирация, так что так ли это важно?
Дым от выстрелов еще не рассеялся, а я уже видел, как новый ящер отряхивает с белоснежных крыльев пули, словно сбрасывает пыль с одежды. Я стоял среди осколков разбитого стекла, задыхаясь от порохового газа, и не мог поверить своим глазам. Я видел не раз чудовище с чешуей и уже даже шестью руками, но крыльев у них никогда ещё не было. Они были белоснежными, как снег в самый холодный день, и сквозь них проступало нежно-голубое свечение. Какого чёрта?