Холопы дружно грохнулись на колени и уткнулись лбами в землю, надзиратели остались стоять, только поснимали шапки. Автомобиль начал сбавлять скорость и напротив колонны вовсе остановился. Из машины выскочил водитель, открыл заднюю дверь и тут же поклонился. Гриша чуть приподнял голову и наблюдал.
Юная барыня оказалась еще краше, чем на фотографии. Одета она была примерно так же, как одевались ее сверстницы в Гришином мире, вот только юбка, по мнению пришельца, могла бы быть сантиметров на двадцать короче.
– Здравствуйте, милые мои! – со слезами счастья на глазах поприветствовала холопов Таня.
– Хорошо, – хором протянули в ответ исполнительные холопы.
– Как поживаете?
– Хорошо.
– Вдоволь ли питаетесь?
– Хорошо.
– Не терпите ли в чем нужды?
– Хорошо.
– Рады вы мне?
– Хорошо.
Тут вперед выступил один из надзирателей, отвесил барыне низкий поклон, и взял слово:
– А то разве не рады? Еще как рады! Как узнали, что вы едете, так еще за три дня сказали: не будем ни спать, ни есть, пока любимую госпожу не увидим. Дорогу языками вылизали, сутками работали. Удерживать приходилось, боялись, загоняют себя до смерти. А еще сказали – как приедет любимая барыня, мы ее вместе с машиной на руках до усадьбы донесем.
– Правда? – радостно спросила Таня, и, как показалось Грише, даже поверила во всю эту чушь.
– Правда, госпожа. Дозволь, твою машину до усадьбы донесут. Сделай милость.
– Конечно, конечно! Несите.
И Танечка тут же запрыгнула в машину, а надзиратели пинками подняли холопов на ноги и негромко предупредили их, что ежели машина с ценным грузом хоть раз качнется на холопских руках, этой же ночью всех ожидает поголовная кастрация молотком.
Если до личной встречи Гриша испытывал к Танечке теплые чувства и даже любовался ее фотографией перед сном, то теперь он возненавидел эту дуру всей душой. В первую очередь за то, что она явилась в имение на таком большом и тяжелом автомобиле.
Холопы обступили автомобиль, взяли его за днище, и попытались оторвать от земли. Сделать это оказалось непросто. Послышалось надрывное кряхтение, вот кого-то прорвало с тыла, затем еще один пауэрлифтер обделался от натуги. Надзиратели сквозь зубы угрожали холопам жуткими расправами, холопы, надрываясь, все же подняли автомобиль на руки. Гриша оказался как раз напротив задней двери, в окно которой выглядывала счастливая Танечка. Она даже помахала Грише ручкой, но парню было не до тупых блондинок. Рядом с ним громко пускали ветры собратья по несчастью, да и сам Гриша чувствовал, что еще немного, и он точно кого-нибудь родит против шерсти и законов природы.
Медленно, осторожно, холопы понесли автомобиль к воротам усадьбы. Путь был недалекий – всего метров пятьдесят, но не все его осилили. Двое все же надорвались и попадали на асфальт. Надзиратели поступили с ними так, как и обещали, только вместо молотка использовали свои дубинки.
Машину внесли во двор усадьбы и аккуратно поставили на тротуарную плитку. После этого холопов быстро удалили за пределы человеческого жилища, а навстречу дочери уже бежал счастливый папаша. Гриша обернулся, с ненавистью глядя на гнусных эксплуататоров. Рядом вышагивал Тит с отвисшими штанами, что были сзади коричневыми, а спереди желтыми. Ладони у Тита были в крови – порезал об металл корпуса.
После крестного хода было подано обещанное угощение, которое надзиратели называли «холопское оливье». Гриша ждал, что хотя бы в честь большого праздника их покормят как людей, а не как контейнер для бытовых отходов, и в предвкушении потирал впалый живот. В своем истинном обличии, то есть в своей родной ипостаси, что в данный момент лежала в гробу и отдыхала, Гриша не грешил лишним весом. Он был худощавый и не слишком спортивный, что говорило о врожденном отвращении к физическим нагрузкам. Но тело его зеркального двойника, холопа Гришки, оказалось настоящим анатомическим пособием, заветной мечтой любой фотомодели. Когда Гриша находился в этом теле, у него при движении гремели кости, как, впрочем, и у всех холопов. Гриша, при желании, мог пощупать свой позвоночник через пупок, или же обхватить пальцами руку в районе предплечья. У Гришиного двойника к его двадцати с небольшим годам осталось всего лишь пятнадцать зубов, черных и гнилых, и это, как выяснилось, был неплохой показатель, потому что у некоторых тружеников к восемнадцати во рту было просторно и язык ни за что не цеплялся. Гриша не переставал удивляться тому, что его двойник сумел дожить до своих лет на помоях и адском труде. Однако, учитывая среднюю продолжительность жизни среди холопов, которая составляла двадцать пять лет, Гришин двойник был по здешним меркам уже пожилым человеком.