Напрасно Макар просил об отсрочке наказания – его грубо схватили и опять бросили на колоду. Гриша заметил, что ноги действительно не слушаются Макара. Походило на то, что экзекуторы перебили бедняге позвоночник.
– Братцы… – завопил Макар, видя, что оглобля поднимается над ним в третий раз. – Православные! Да что же это….
Гриша резко отвернулся, не желая видеть, как тяжелое бревно упадет на голову Макара. Хрустнул череп, холоп, подрыгав ногами, стек на присыпанный соломой земляной пол, и больше уже не шевельнулся.
– По заслугам получил, – сделал вывод старший садист. – Нечего было супротив господ замышлять. Еще легко отделался.
Пока надзиратели не успели выйти с конюшни, Гриша бегом вернулся к своему навозу и продолжил начатую работу. Первая неудача не смутила его. К тому же смерть Макара никак нельзя было назвать отрицательным результатом – теперь, по крайней мере, этот прыщавый озабоченный дегенерат перестанет ночами ворочаться на своей соломе, кряхтеть, стонать и громоподобно извергать нижним жерлом зловонные газы.
Глава 10
Ночь Гриша провел ужасно – трезвым и в одиночестве. Ярославна не появилась вовсе, Лев Толстой тоже где-то пропадал. Ужин ему принесла Галина, и, страстно мыча, попыталась добиться интимной близости. Гриша в страхе забился под кровать, и стал истошно орать, что его насилуют. На крик явился один из гоблинов и увел Галину.
Отсутствие спиртного и острый дефицит женской ласки лишь укрепили Гришино желание отыграться хоть на ком-нибудь, желательно на драчливых садистах. Неудача с Макаром Гришу не смутила. Макар, по мнению Гриши, был тем первым блином, который комом. Гриша учел свои ошибки, и решил в следующий раз действовать иначе – не вываливать все сразу, а подготовить холопа постепенно, подвести его издалека.
Утром появилась Ярославна с покрасневшими, после бессонной ночи, глазами, отвела Гришу в аппаратную и уложила в гроб.
– Начальство требует результатов, – сказала она и широко зевнула.
– Будет им результат, – ехидно посмеиваясь, пообещал Гриша.
На самом деле Гриша уже давно забыл о том, что должен был раздобыть сведения о местоположении жезла Перуна. Его всецело увлек собственный коварный план. Требовался только исполнитель, и кандидатура вскоре сыскалась.
Выбор пал на Степана – мужика лет двадцати пяти отроду, выглядевшего благодаря свежему воздуху и экологически чистому питанию на пятьдесят восемь. У Степана в имении помещика была относительно легкая работа. Он был водовозом. Не смотря на то, что в имении имелись водопровод, канализация, был подведен газ и, разумеется, электричество, должность водовоза никто не отменял. Ведь это был такой замечательный повод заставить человека заниматься никому не нужным тяжелым трудом.
Рано утром, раньше петухов и даже раньше кур, раньше всех остальных холопов, Степан поднимался по привычке, заменяющей ему будильник, впрягался в старую телегу с бочкой, и волок ее к пруду за пять верст от имения. Прибыв на пруд, Степан дырявым ведром наполнял бочку, и вез ее обратно, уже в гору. Прибыв в имение, Степан переливал воду в большой железный бак, и торопился в общагу, дабы успеть хоть одним глазком глянуть на телеведущую Парашу. Степан давно и безнадежно был влюблен в Парашу, но виделся с ней редко – почти всегда, когда он возвращался с пруда, программа «Доброе утро холопы» уже заканчивалась.
Степан, как и прочие крепостные, производил впечатление человека тупого и темного. К тому же, как и прочие холопы, он был отвратительно неряшлив, ходил вечно грязный, рваный, и с огромным желтым пятном на штанах спереди. Гриша, таская на тележке навоз (опять с места на место), некоторое время наблюдал за Степаном. Тот, неподалеку, чинил свою тележку, у которой во время утреннего рейса отвалилось колесо. Телега перевернулась, Степана сильно зашибло оглоблей. Теперь он прихрамывал, и все время поджимал правую поврежденную руку. Но увечья не спасли его от наказания. За порчу господского имущества Степана немного воспитали за сараем по почкам.
Теперь он вынужден был спешно ремонтировать свою телегу, дабы поспеть сделать полуденный рейс. Всего рейсов было три – утренний, полуденный и вечерний. В перерывах между ними Степан, можно сказать, отдыхал: перекапывал один и тот же участок земли тупой и погнутой лопатой. Никому этот участок земли нужен не был, ничего на нем сажать не планировали. Но ведь холоп не должен сидеть без дела. Вот и заставляли заниматься напрасным трудом, дабы не даром свой хлеб, то есть, свои помои ел.