Но вдруг поднялся западный ветер — «чинук», как его называют в Скалистых горах, ветер, приносящий туманы и снежные метели. Лишь только он задул, в воздухе закружились белые хлопья, и через каких-нибудь полчаса разразилась настоящая снежная буря. В двадцати шагах не было ничего видно. Буря продолжалась недолго, всего лишь несколько минут, потом она начала понемногу ослабевать, а через два часа небо снова очистилось. Скотти прождал ещё один час, но безрезультатно. Тогда он покинул свой пост и стал осматривать местность. И нашёл неподалёку ряд характерных ямок — бараньих следов, — местами покрытых свежевыпавшим снегом, местами отчётливо заметных там, где сверху они были защищены нависшим утёсом. Крэгу и на этот раз удалось его обмануть: он незаметно выбрался из ущелья под покровом снежной бури.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
XVII
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Скотти пришёл к заключению, что в смелом переходе Крэга на восточный берег реки Флэтхэд должна была скрываться какая-нибудь цель. Цель эта была ясна — баран хотел достигнуть возвышенностей, окружающих озеро Кинтла, на которых его часто видели раньше. Пока дул чинук, баран мог в течение всего дня двигаться на запад, но, если ветер за ночь переменится, он, конечно, повернёт на восток. Рассудив таким образом, Скотти перестал держаться следа, а пошёл кратчайшим путём, по водоразделу, к озеру.
Ночью ветер действительно переменился. И на следующий день, когда Скотти осматривал сверху обширную долину, отделяющую его от озера, он увидел далеко внизу какое-то движущееся пятно.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Он тотчас скрылся из виду и побежал наперерез четвероногому путешественнику. Но лишь только он достиг намеченного места и осторожно осмотрелся, там, в пятистах шагах впереди него, на ближайшем холме, стоял не кто иной, как сам знаменитый Крэг. Оба были друг у друга как на ладони. С минуту Скотти стоял и смотрел молча. Но затем разразился речью:
— Ладно, старина Крэг! Видишь череп и кости на моём ружье? Я — твоя смерть. Ты от меня не уйдёшь! Как ни вертись, а рога будут моими. Сейчас попробую разок на счастье.
Он поднял карабин и выстрелил, но расстояние было слишком значительно. Баран стоял неподвижно, пока не увидел дымок. Тогда он быстро отскочил в сторону, и пуля ударилась в снег недалеко от того места, где он только что стоял.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Крэг повернулся и побежал на восток вокруг гористого южного берега озера, направляясь к главному водоразделу, а вдалеке позади него неизменно тащился Скотти. К его необычайной выносливости присоединялось ещё упрямство, свойственное его расе, непоколебимая решимость, которая заставляет стремиться к намеченной цели уже после того, как благоразумие или чувство чести отвергли эти попытки. Это упорство ослепляет человека и ведёт его зачастую к гибели, а он, поверженный, всё ещё пытается нанести удар победителю и погибнуть вместе с ним.
Снова весь день прошёл в погоне. Затем — ночлег, и наутро Скотти был уже опять на ногах. Иногда ему было легко отыскивать след, иногда он терял на это немало времени, когда след бывал занесён свежевыпавшим снегом. Так проходил день за днём, и Скотти часто видел впереди барана, но никогда не мог подойти к нему достаточно близко. Баран, казалось, понял, что карабин бьёт только на пятьсот шагов, и подпускал к себе человека не ближе этого предела. По-видимому, он даже пришёл к заключению, что так лучше: иметь охотника за собою и, по крайней мере, знать, где он находится. Однажды Скотти почти удалось подкрасться к нему на расстояние выстрела, но западный ветер вовремя предупредил Крэга о грозящей ему опасности. Это было в первый месяц охоты. Впоследствии Крэг никогда не выпускал охотника из виду.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Почему бы ему не умчаться вперёд, оставив охотника далеко позади? Потому что ему нужно было питаться. Человек имел с собою запас сушёной дичи и шоколада, достаточный на много дней.
Если бы этот запас вышел, он мог бы застрелить зайца или глухаря, быстро изжарить и довольствоваться этим целый день. Но баран должен был часами разыскивать скудную траву под снежным покровом. Долгое преследование уже сказалось на нём. Его глаза блестели по-прежнему, его движения были так же уверенны и прекрасны, как и раньше, но его живот ввалился, и голод, изнуряющий голод, подтачивал его силы.