– Я ненавижу вскрытия моих собственных дел, – резко перебил Кеннеди. – Завтра будет достаточно времени, чтобы разобраться с этим беспорядком. А пока давай выбросим это из головы.
Он решительно нахлобучил шляпу на голову и неторопливо вышел из лаборатории, быстрым шагом направившись в лунном свете через кампус к проспекту, где теперь единственным звуком был шумный грохот случайного трамвая.
Как долго мы шли, я не знаю. Но я точно знаю, что для подлинного расслабления после длительного периода сильного умственного напряжения нет ничего лучше физических упражнений. Мы свернули в нашу квартиру, разбудили сонного коридорного и поехали наверх.
– Я полагаю, люди думают, что я никогда не отдыхаю, – заметил Кеннеди, тщательно избегая любых упоминаний о захватывающих событиях последних двух дней. – Но я знаю. Как и все остальные, я должен это сделать. Когда я усердно работаю над делом – ну, у меня есть своя собственная бурная реакция против этого – больше работы другого рода. Другие выбирают белый свет, красные вина и сильные чувства после этого. Но я нахожу, когда достигаю этого состояния, что лучший антитоксин – это то, что прогонит последний случай из вашего мозга, подготовив вас к следующему неожиданному событию.
Он опустился в мягкое кресло, где перебирал в уме свои собственные планы на завтра.
– Сейчас я должен восстановить силы, совсем не работая, – продолжал он, медленно раздеваясь. – Эта прогулка была как раз тем, что мне было нужно. Когда снова начнется лихорадка работы, я позову тебя. Ты ничего не пропустишь, Уолтер.
Однако, как и знаменитый Финнеган, он снова включился и снова ушел утром. На этот раз у меня не было никаких опасений, хотя мне хотелось бы сопровождать его, потому что на библиотечном столе он нацарапал маленькую записку: "Сегодня изучаю Ист-Сайд. Буду поддерживать с тобой связь. Крейг". Моя ежедневная задача по расшифровке моих заметок была выполнена, и я подумал, что сбегаю в "Стар", чтобы сообщить редактору, как я справляюсь со своим заданием.
Едва я вошел в дверь, как посыльный сунул мне в руку записку. Это остановило меня еще до того, как я успел дойти до своего стола. Она была от Кеннеди из лаборатории и имела отметку времени, которая показывала, что оно, должно быть, было получено всего за несколько минут до моего прихода.
– Встретимся на Центральном вокзале, – гласила запись, – немедленно.
Не заходя дальше в офис, я повернулся и спустился на лифте в метро. Так быстро, как только мог доставить меня экспресс, я поспешил на новую станцию.
– Куда поедешь? – спросил я, затаив дыхание, когда Крейг встретил меня у входа, через который, как он предполагал, я войду. – На побережье или дальше на Восток?
– Вудрок, – быстро ответил он, беря меня за руку и таща вниз по пандусу к поезду, который как раз отправлялся в этот фешенебельный пригород.
– Ну, – нетерпеливо спросил я, когда поезд тронулся. – К чему вся эта секретность?
– Сегодня днем мне звонил один человек, – начал он, пробегая глазами по другим пассажирам, чтобы убедиться, что за нами не наблюдают. – Она возвращается на этом поезде. Я не должен встретить ее на вокзале, но мы с тобой должны пройти до конца платформы и сесть в лимузин с этим номером.
Он достал карточку, на обратной стороне которой было написано число из шести цифр. Машинально я взглянул на имя, когда он протянул мне карточку. Крейг пристально наблюдал за выражением моего лица, когда я читал: "Мисс Ивонн Брикстон".
– С каких это пор тебя приняли в общество? – Я ахнул, все еще глядя на имя дочери банкира-миллионера Джона Брикстона.
– Она пришла сказать мне, что ее отец фактически находится в осадном положении, так сказать, там, в своем собственном доме, – вполголоса объяснил Кеннеди, – настолько, что, по-видимому, она единственный человек, которому он осмелился доверить сообщение, чтобы вызвать меня. Практически за всем, что он говорит или делает, ведется слежка; он даже не может позвонить, чтобы его слова не стали известны.
– Осада? – недоверчиво повторил я. – Невозможно. Да ведь только сегодня утром я читал о его переговорах с иностранным синдикатом банкиров из Юго-Восточной Европы о кредите в десять миллионов долларов, чтобы облегчить там денежную проблему. Несомненно, во всем этом должна быть какая-то ошибка. На самом деле, насколько я помню, один из иностранных банкиров, который пытается заинтересовать его, – это граф Вахтман, который, как все говорят, помолвлен с мисс Брикстон и живет в доме в Вудроке. Крейг, ты уверен, что никто тебя не разыгрывает?
– Прочти это, – лаконично ответил он, протягивая мне лист тонкой почтовой бумаги, такой, какую часто используют для иностранной корреспонденции. – Как я понимаю, такие письма приходили мистеру Брикстону каждый день.