Если же это так, размышлял первый офицер, то и с помощью талей ничего не сделать. Когда необходим рывок, от талей нет никакого проку: как их ни набей, слабина всегда остается.
Опустившись на колени, он прижал губы к щели.
— Эй, внизу! — крикнул он. — Вы меня слышите?
— Слышим, — послышался слабый, приглушенный голос. — Ради Бога, вызволите нас отсюда. Мы будто крысы в мышеловке.
— Это вы, Брайерли? Не беспокойтесь, мы вас вызволим. Много ли там у вас воды?
— Какая тут к черту вода? Одна нефть! Наверно, повреждена левая топливная цистерна. Кольцевой коридор, должно быть, тоже затоплен.
— Высок ли уровень воды?
— Помещение затоплено на три четверти! Стоим на генераторах, цепляемся за щиты. Один из ребят сорвался. Мы не смогли его удержать. — В голосе, хотя и приглушенном люком, явственно слышалась тревога, почти отчаяние. — Поторопитесь, умоляем вас!
— Вам говорят, вызволим! — резко, властно произнес Кэррингтон.
Уверенности в том, что он сказал, у него самого не было, однако он и виду не подал, иначе среди тех, кто оказался в западне, быстро распространилась бы паника. — Снизу не можете нажать?
— На трапе только один человек может поместиться, — крикнул Брайерли. — Никакого упора нет.
Он неожиданно умолк, послышались ругательства.
— Что произошло? — отрывисто спросил Кэррингтон.
— Трудно держаться, — прокричал в ответ Брайерли. — Волны гуляют фута в два высотой. Одного смыло... Вот он, кажется, снова тут. Темно, как в преисподней.
Услышав стук тяжелых шагов, Кэррингтон поднял голову. По трапу спускался Петерсен. В такой тесноте белокурый норвежец показался гигантом.
Кэррингтон посмотрел на него, разглядел необычайно развитые плечи, могучую грудную клетку, огромные руки, — одна была опущена вниз, в другой он небрежно, словно это были тростинки, держал три лома и кувалду. Увидев кочегара, его серьезные глаза, синевшие из-под льняных прядей, Кэррингтон вдруг ощутил какую-то странную уверенность.
— Нам люк не открыть, Петерсен, — сказал он просто. — Не сумеете ли вы?
— Попробую, сэр. — Положив свой инструмент, норвежец наклонился и схватил конец лома, торчащего из-под крышки люка. Потом быстро и легко выпрямился. Крышка чуть приподнялась, но лом, словно кусок проволоки, начал сгибаться и согнулся почти под прямым углом.
— По-моему, крышку заело, сэр. — Петерсен даже не запыхался. — Очевидно, что-то с шарнирами.
Обойдя крышку люка с другой стороны, он внимательно осмотрел шарнирное соединение и довольно хмыкнул. Три удара со всего маху, прямо по торцу соединения, и рукоятка молота сломалась. Петерсен отшвырнул прочь ставшую бесполезной кувалду и взял другой лом — гораздо тяжелее.
Этот лом тоже согнулся, но крышка приподнялась — уже на дюйм. Взяв две кувалды поменьше, которыми до этого отбивали задрайки, великан-норвежец принялся колотить по шарнирам. Наконец сломались и обе эти кувалды.
На этот раз, сложив вместе два лома, он подсунул их под угол крышки и нагнулся. Пять, десять секунд стоял он в такой позе, не двигаясь с места.
Потом часто, глубоко задышал. Неожиданно задержал дыхание. По лицу его ручьями полил пот, все тело задрожало от адского напряжения. И вдруг — невероятное дело! — оба лома стали сгибаться.
Кэррингтон смотрел словно зачарованный. Он никогда еще не видел ничего подобного; да наверняка и остальные. Он был в этом уверен. Он мог поклясться, что каждый из этих ломов выдерживает, самое малое, полтонны. Он не верил своим глазам, но это было так: по мере того как гигант выпрямлялся, ломы сгибались все больше и больше. И вдруг — настолько неожиданно, что все подскочили, — крышка разом открылась. Всего на целых пять-шесть дюймов.
Петерсен отлетел в сторону, ударившись о переборку. Ломы, вырвавшись у него из рук, с плеском упали в воду.
Великан тигром кинулся к крышке люка. Ухватившись за край, он напряг могучие мышцы рук и плеч, наваливаясь изо всех сил на тяжелую стальную плиту. Три, четыре раза надавливал он на нее. На пятый раз массивная крышка с визгом распахнулась и с грохотом ударилась о стойку. Защелка, удерживавшая крышку вертикально, закрылась. Люк был открыт. Петерсен улыбался. Давно на лице Петерсена не видели улыбки. Он обливался потом, грудь часто-часто поднималась и опускалась, точно мехами накачивая воздух в натруженные легкие.
В отсеке слаботочных агрегатов вода всего на два фута не доходила до комингса люка. Порою, когда корабль падал в ложбину между крутых валов, в верхнее помещение через комингс вливалась темная маслянистая жидкость.