“Адмирал Корнилов” в Гонконге. 1894 г.
21 октября “Корнилов” вышел из Коломбо в Аден. Здесь и произошла перемена маршрута. Корабль повернул на обратный путь и вместе с отрядом контр- адмирала Басаргина (крейсера “Владимир Мономах” и “Память Азова”) 11 декабря прибыл в Бомбей. Крейсер оказался нужен для предполагаемого возращения на родину младшего брата наследника – великого князя Георгия Александровича (1871-1899). Так российская история судьбами двух императорских сыновей оказалась перед очередной развилкой у двух дорог, ведущих в разные стороны.
Из литературы, опубликованных писем и дневников Николая II известно, как много, долго и самозабвенно резвился он в юности, как был далек от того исторического героя, который приучил своего слугу будить его по утрам словами: “Вставайте, граф, вас ждут великие дела”. Известно, каким невеждой и верхоглядом вырос наследник, который в жизни не сдал ни одного экзамена, так как читаемые ему курсы наук он лишь “выслушивал”. Мало понятно и восточное образовательное путешествие, в которое 21-летний наследник был отправлен по воле императора.
Иные сведения известны об участвовавшем в путешествии (чтобы наследник не скучал) его младшем брате Георгие. Мичман Георгий после получения образования прошел школу плавания в Атлантике (до Мадеры и обратно) на крейсере “Генерал-Адмирал”, а в 1893-1894 гг. слушал курс лекций по русской политической истории, которые ему читал профессор Московского университета В.О. Ключевский.
Но судьба Георгия сразу повернулась несчастливым образом. По беззаботности молодости (холодный рейд в Неаполе при проводах итальянской певички, ночь в продуваемом ледяным дыханием пустом вагоне в путешествии к египетским пирамидам) он приобрел не поддающуюся лечению тяжелую форму туберкулеза и по велению императора должен был прервать путешествие с наследником.
Трудно было ожидать проявления человеческих чувств со стороны наследника, уже тогда вполне освоившего искусство лицемерия, и уж совсем непостижимым было поведение его свиты, докторов, начальника отряда и командиров трех крейсеров. Все они по сути ничего не сделали для улучшения состояния великого князя Георгия. Об этом с полной откровенностью 21 декабря 1890 г. писал жене командир “Владимира Мономаха” капитан 1 ранга Ф.В. Дубасов. “Он не ездил с наследником и теперь опять (36-дневный тур по Индии, из Бомбея – P.M.) остался на “Азове”, хотя ясно, что судовые условия явно неблагоприятны его здоровью. Я предпоследний раз видел его в Адене, и когда третьего дня я увидел его здесь за обедом, то вид его показался мне там так ужасен, что я и не мог не сказать себе, что вся эта история может кончиться очень серьезно. Все дело в том, что после него нет человека, который мог бы как следует отнестись к данному положению (далее в тексте многоточие, скрывающее, видимо, не пропущенную в печать мысль – P.M.).
По-моему, ему непременно (разрядка моя – P.M.) следовало уехать с фрегата в одну из горных местностей у Гималаев, которые известны своим живительным горным воздухом и, может быть, в несколько недель, пока наследник путешествует по Индии, он бы уже успел поправиться …”.
Ничего реально не предложив, Ф.В. Дубасов выражал лишь скорбь и сожаления об этой, как он уже предвидел, погибающей жизни. В письме жене от 18 января, в исходе 42 дней заточения великого князя на “Памяти Азова”, командир “Владимира Мономаха” писал: “Ему, видимо, пришлось по характеру судовой жизни, которой он наслаждался более, чем кто бы то не было и с которой у него, видимо, связаны были молодые мечты о первых служебных успехах… (Ничего похожего о старшем брате сказать было нельзя – P.M.).
Его, кроме того, занимало само плавание в новых и интересных местах; он сдружился с некоторыми своими товарищами и очень привязался к Ломену (флаг-капитан императора в 1893-1905 гг. – P.M.), к своему судну и проч. и проч. и все это теперь рушится разом, впереди, может быть, тяжелая и продолжительная болезнь, а сзади полное разочарование в лучших радужных надеждах молодого воображения… Как мне жаль этого милого симпатичного юношу лично и как грустно быть свидетелем такой драмы”.
Впрочем, с той же теплотой писал Д.В. Дубасов и о наследнике, с которым ему во время обеда на “Памяти Азова” “удалось очень долго говорить” и с которым с ним был “чрезвычайно мил”. Командир “Мономаха” и не подозревал, видимо, что из-за крайне натянутых отношений со своими офицерами его готовились (с участием наследника) заменить, но решили обождать до конца путешествия, чтобы не бросать на него тень неизбежной скандальной огласки. Разделив в Бомбее двух братьев – ближайших наследников престола, небесные силы, словно бы пребывали в раздумье-кому доверять будущее страны. То был один из значительно, хотя и оставшихся в истории незамеченными переломов в ее судьбе.
На Черном море Романтичным, полным надежд и глубокого исторического смысла было выпавшее на долю “Адмирала Корнилова” необыкновенное плавание с цесаревичем Георгием. Легкий изящный стремительный крейсер, украшенный редким отличием – флагом (или орейд-вымпелом) великого князя стал на то время историческим символом надежд России.
Корабль имени выдающегося флотоводца, положившего свою жизнь при защите бастионов Севастополя, получил возможность приобщиться к святым местам героической обороны и прошлой славы Черноморского флота, ощутить ауру тех вод и берегов, где прошли благословенные дни службы и доблести адмирала, чье имя носил корабль. Поход в Черное море возглавил “Адмирал Корнилов”.
После похода в Пирей, где великий князь Георгий сошел на берег, “Адмирал Корнилов” снова с великим князем 21-26 февраля совершил плавание в Алжир. Здесь великого князя приветствовал специально посланный аналог нашего корабля – французский крейсер “Сесиль”, который при уходе “Адмирала Корнилова” 30 марта также снялся с якоря и в море произвел салют с подъемом русского флага. В ответ был поднят сигнал с благодарностью великого князя. На следующий день прибыли в порт Пальма на о. Майорка, а 4-5 апреля совершили плавание в порт Аяччно на западном берегу о. Корсика. Здесь великого князя приветствовал начальник и чины французской эскадры Средиземного моря (19 кораблей).
25-26 апреля совершили переход в Палермо.
С горечью приходится напоминать о прежних правах России на свободное плавание через проливы. Давно забытыми оказались дни, когда лейтенант В.А. Корнилов (1806-1854), командуя принятым в Николаеве бригом “Фемистокл”, в числе других представителей России в 1834-1835 гг. плавал в Архипелаге и на равных соперничал в морском искусстве с кораблями других держав. Известен замечательный портрет, выполненный в 1835 г. К.П. Брюлловым (1799-1852), где В.А. Корнилов изображен около карронады своего брига.
Дивное, незабываемое, согревающее национальное самолюбие но, увы, безвозвратно ушедшее время …
Не верилось, что была когда-то Лазаревская экспедиция в Босфор, увенчавшаяся недолгим торжеством Ункиар-Искелесского договора 1833 г. с “Блистательной портой”. А теперь после парижского трактата приходилось искать особо уважительные причины для того, чтобы униженно просить у турок и в виде милости получить разрешение ввести в Черное море какой-либо корабль.
Первый такой заход ради приема на борт для практического плавания будущего генерал-адмирала Алексея Александровича оказался несчастливым. На пути в Россию лучший наш тогда винтовой фрегат “Александр Невский” под флагом адмирала К.П. Посьета (1819-1899) был им погублен у берегов Ютландии.
Свидетелем провала русской политики в недавно освобожденной (в 1885 г.) Болгарии стал вошедший в Черное море под предлогом крайне опасного, на грани гибели, технического состояния крейсер “Забияка”. Крейсер оказался необходим для вывоза из Болгарии русской резидентуры. Промышленно развитая Европа одержала верх над Россией за влияние на совсем недавно освобожденную ей страну. И вот теперь другой русский крейсер – но уже совсем по другому поводу – получил разрешение войти в Черное море. Это было возвращение духа адмирала Корнилова на горячо им любимый Черноморский флот.
И новому поколению предстояло теперь восстанавливать то, что с такой простотой было потеряно. “Адмирал Корнилов мог бы стать вестником перемен, и поэтому все осознавали значение прихода корабля в Черное море и его свидание с Севастополем.