Указывая на это С.О. Макаров напоминал об опасности таких погрешностей, отчего погиб пароход “Кострома”. Правда не нашел нужным Е.И. Алексеев обратить внимание и на опыт “Корнилова” в стрельбах и маневрировании, приобретенный в эскадре С.О. Макарова. Неспокойно было, конечно на крейсере “Адмирал Корнилов”. Но корабль, как и его люди, выполнял свой долг и над чередой событий были не властны.
Бросок на юг
Оставшись хозяином эскадры после отъезда С.П. Тыртова и С.О. Макарова, “задвинув” Г.П. Чухнина (младшим флагманом эскадры пробыл всего один 1896-й год) на должность командира Владивостокского порта, Е.И. Алексеев был уже не в силах сдержать распиравший его административный восторг. Только так можно объяснить бросок на юг в Гонконг, начатый выходом из Нагасаки. Так было заманчиво, пожав даром доставшиеся ему лавры триумфа в Чифу, утереть нос заносчивым англичанам. Поход начался 9 января и закончился 7 марта 1897 г.
За это время были обстоятельно осмотрены адмиралтейство и док Гонконга, откуда “Адмирал Корнилов” и “Рюрик” вышли 16 февраля. “Рюрик” под флагом начальника эскадры перешел в порт Амой, ставший в последнее время постоянной станцией для кораблей германского флота. Здесь Е.И. Алексеев подробно осмотрел порт и укрепления. Немцы, видимо, “положили глаз” на близ расположенный остров Келунг, который хотели приобрести по примеру англичан.
“Адмирал Корнилов”, отделившись от флагмана по выходе из Гонконга, отправился в Манилу на Филиппинские острова, после чего посетил Пескадорские острова (к западу от Формозы), а затем Амой, Келунг и Нагасаки. После Амоя крейсер посетил Шанхай, “который с учреждением в нем Русского Генерального консульства и Главного правления русско-китайского банка, приобрел для России важное значение” – говорилось в одном из отчетов ГМШ.
Строжайше соблюдая установленную в труде ГМШ политкорректность, его авторы воздерживались от комментариев об этом замечательном двухмесячном путешествии Е.И. Алексеева, но говоря об итогах его командования эскадрой все же заметили, что остро стоявший тогда вопрос о незамерзающей базе флота, так и не был решен во время командования эскадрой вице- адмиралом Алексеевым. Находясь на “Адмирале Корнилове” он не дал своего окончательного и вполне определенного мнения о годности какого-либо порта на Китайском или Корейском побережье для устройства в нем базы для наших морских сил на Дальнем Востоке. Разрешение этого вопроса он “сдал” с эскадрой своему преемнику контр-адмиралу Дубасову.
Между тем это было время наивысшего влияния России в Корее когда было заключено соглашение, дававшее право России назначить группу советников, вести обучение войск русскими инструкторами вместо японских. Период подготовки перевооружения корейской армии, организация в арсенале ремонта ружей и выделки гильз оказалась необходимым из-за ее неспособности предотвратить организованные прояпонскими кругами дворцовой смуты, в которых была убита королева, а король в продолжение года должен был спасаться на территории русской миссии в Сеуле. Здесь его охраняли десантные отряды из русских станционеров. Первый такой отряд был высажен с прибывшего в Чемульпо “Адмирала Корнилова”, и первым инструктором в корейской армии стал лейтенант Хмелев.
Антияпонские настроения в стране возобладали, и Россия пользовалась тогда почти безраздельным влиянием. Но эту благоприятную обстановку Е.И. Алексеев должным образом использовать не сумел.
Успехи лейтенанта Хмелева в обучении батальона корейской армии, уже освоившей команды на русском языке, русские воинские уставы и огневую подготовку, не были использованы для улучшения отношений с Кореей и переговоров о базировании русского флота в удобной во всех отношениях корейской бухте Мозампо. В итоге всех политических хитросплетений тех лет бухта досталась японцам, и именно из нее 14 мая 1905 г. флот адмирала Того вышел, чтобы в тот же день истребить 2-ю Тихоокеанскую эскадру и тем покончить с существованием русских морских сил в Тихом океане.
Обстоятельством, которое привело к фатальному крушению столь, казалось бы, успешно совершавшейся политики на Дальнем Востоке и самих морских сил, стала поджигательская инициатива графа Муравьева, который на основании, как ему показалось, “весьма компетентного” мнения вице-консула в Чифу коллежского асессора Островерхова сумел своим докладом (помимо Морского министерства) увлечь Николая II ослепительными перспективами “приобретения” Ляодунского полуострова с портом Талиенван и соединении его с более коротким, чем через Корею железнодорожным путем.
В итоге этой интриги Россия отказалась от своих позиций в Корее (чтобы не ссориться с Японией) и отправилась к приобретенной базы у дружественного Китая. И “Корнилов” как единственный скоростной крейсер снова должен был оказаться на первых ролях.
Порт-Артур, 1898 г.
Признательность китайского правительства за противодействие японской экспансии и освобождение Порт-Артура создала особо доверительные союзнические отношения с Россией. В отличие от других стран, она получила право пользоваться портами на побережье Китая. Этим не замедлила воспользоваться Германия, которая, полагаясь на дружеские отношения с Россией, 2 ноября 1897 г. совершила нападение на порт Киао-Чао и захватила его. Китай ожидал помощи России в освобождении этого порта, и в расчете на эту помощь разрешил русской эскадре войти в Порт-Артур. Возник соблазн его захвата по примеру немцев, против чего на совещании в Царском селе 14 ноября 1897 г. под председательством Николая II энергично выступил министр финансов С.Ю. Витте (1849-1915). Эта акция, настаивал он, подорвет дружеские доверительные отношения с Китаем, ляжет непомерным бременем на казну, которая и без этого несет огромные расходы на сооружение транссибирской железной дороги.
Не рвался к захвату Порт-Артура и управляющий Морским министерством П.П. Тыртов (1846-1903). Он предлагал еще на 2-3 года сохранить базой флота Владивосток, после чего, может быть, удастся перенести базу на побережье Кореи. Сторонник такого решения начальник эскадры контр-адмирал Ф.В. Дубасов даже разработал для этой цели план захвата порта Мозампо который, благодаря близко расположенным островам, был удобен для обороны. Но ответа на свои предложения он не получил. Вместо него была получена директива незамедлительно послать в Порт-Артур три корабля. Об этом уже была достигнута договоренность с китайским правительством. Корабли предлагалось расположить так, чтобы корабли других держав войти в порт не могли.
Так молодой император счел полезным вернуться к мнению министра иностранных дел графа М.Н. Муравьева (1845-1900). Этот “ястреб” тогдашней внешней политики без труда увлек молодого самодержца, (а может, угадал его потаенные мечтания) к приобщении к славе приобретателя для империи новых земель. Так лестно было мнить себя продолжателем дела своего великого прадеда. Ничего не стоило убедить нестойкого душой монарха. А потому Николай II схватил подброшенную ему графом наживку – готовившийся будто бы захват Порт-Артура англичанами. Так родился образец низкопробной “высокой политики”, по образцу которой в наши дни состоялось вторжение СССР в Афганистан.
На недоумение китайского правительства, начавшего подозревать Россию в намерении территориального захвата Порт-Артура и Талиенвана Муравьев объяснил, что такое недоверие не соответствует дружеским отношениям, установившимся между Россией и Китаем, и что эти порты, конечно, будут освобождены от русских кораблей, как только это позволят политические обстоятельства. Такую же “дурочку” подбросили вскоре и японцам и по-ребячески радовались той будто бы удовлетворенности, с которой они приняли “дружеское заявление” адмирала Дубасова (как он сам о нем 27 декабря телеграфировал в Петербург) о том, что “мы не заняли эти порты, а лишь временно пользуемся ими с согласия Китайского правительства”. Китайцам же напомнили, что дружеские их отношения с Россией делают “неудобным” пребывание русской эскадры в Японии, и потому Китаю следовало бы предоставить русским морским силам удобную стоянку в Печилийском или в Корейском заливах.