В 1927 году он оставил береговую службу и принял командование минным тральщиком. Затем последовало несколько других назначений, после чего он был переведен на крейсер «Карлсруэ» и принял участие в первом послевоенном плавании немецкого военного корабля.
Этот рейс «Карлсруэ» многое дал Крюдеру. Моряк приобрел богатый опыт, расширил свои знания техники и людей, научился мыслить политическими категориями.
Хотя Крюдер не учился в Германской военно-морской академии, являвшейся базой для подготовки кадровых офицеров военно-морского флота страны, а прошел весь путь от матроса до офицера в военное время, он получил назначение в штаб командующего патрульными силами, что не могло не принести ему глубокого удовлетворения.
В 1933 году он был переведен на крейсер «Кёнигсберг», а в 1934 году назначен командиром 1-й флотилии минных тральщиков, базировавшейся в Пиллау. Часть времени он посвящал работе в комиссии, принимавшей экзамены у молодых офицеров. Когда началась Вторая мировая война, он уже имел звание капитана 3-го ранга и активно занимался строительством нового флота.
При рассмотрении кандидатур на должность командира вспомогательного крейсера выбор пал на него, и 11 ноября 1939 года Крюдер поднялся на борт военно-морской единицы номер 33, бывшего торгового судна «Кандельфельс», находившегося в стадии переоборудования во вспомогательный крейсер. Вспомогательный крейсер по-немецки — Hilfskreuzer, поэтому корабль получил обозначение «HK-33», а позднее вошел в историю войны на море под названием «Пингвин».
Глава 1
ШТОРМ НАЧИНАЕТСЯ
В кают-компании «Кандельфельса», нового судна, совсем недавно вошедшего в состав флота немецкой Восточно-Азиатской линии, царило напряженное молчание. Горячий чайник попыхивал паром посреди стола. Ханефельд и другие офицеры пили чай и внимательно изучали газеты. Прочитанное не могло не беспокоить. Шел август 1939 года.
В кают-компанию заглянул матрос.
— Осталось полчаса, — сообщил он.
«Кандельфельс» направлялся к причалу в гавани Калькутты. Даже имея на борту 8000 тонн груза, судно могло подойти к месту швартовки без буксира. Бросательный конец привязали к швартову, затем матрос раскрутил его над головой и швырнул на причал. Его поднял стоящий на земле индус и, потянув на себя, выволок на берег толстый швартов из манильского троса.
— Пошевеливайся! — раздался повелительный голос с палубы, и индус послушно засеменил к массивной швартовной тумбе, как сделали бы его желтолицые коллеги в китайских гаванях или чернокожие — в портах Африки, и намотал на нее массивный канат. Он делал это не потому, что ожидал именно это судно, и не потому, что ему за это платили. Просто «так надо». Таков неписаный обычай всех портов мира.
Пробковые кранцы, прижатые стальными пластинами борта «Кандельфельса» к причальной стенке, жалобно стонали, лебедки глухо гудели, а проволочные канаты, связывающие судно с причалом, дрожали и звенели от натуги, пока, наконец, стальная громадина не замерла у берега.
Темнота в этих широтах опускается быстро, и вскоре только желтые лучи мощных прожекторов тускло освещали живущую напряженной жизнью гавань. Такие крупные порты никогда не спят. Днем и ночью здесь кипит жизнь. Вдоль протянувшихся на много километров причалов с обширными складами неспешно двигаются величественные краны, вытягивающие в разные стороны свои гигантские руки. Металлические цепи с подвешенными на концах захватами опускаются в открытые трюмы грузовых судов и вновь появляются с грузом кип, тюков или ящиков. Некоторые трюмы настолько огромны, что могли бы вместить многоэтажный дом.
У причалов стояли британские, французские, шведские и немецкие суда, причем немецких было очень много. Яркие флаги самых разных стран трепетали на высоких мачтах, словно случайные мазки краски на масштабном полотне неведомого живописца. Пока все эти суда еще мирно стояли рядом друг с другом…