«В обычной обстановке дополнительные обязанности вахтенного могли бы показаться весьма обременительными, — записал Хассельман в своем дневнике, — но обстановка была какой угодно, но только не обычной. Все вокруг вызывало живейший интерес. Удастся ли мне, например, еще когда-нибудь увидеть южное сияние?»
Окрестности Хобарта изобиловали высокими, голыми, даже, пожалуй, отполированными рифами. «Пингвин» снизил скорость, чтобы зайти к своей цели по дуге с северо-востока и быть на месте к ночи. Набежавшие темные облака облегчили задачу, и за ночь на двух входах в порт Хобарт были благополучно установлены все мины.
Интерес команды к процессу минирования постепенно угас, исчезло напряжение первых дней. Теперь члены команды, не занятые этой работой, игнорировали происходящее и продолжали сидеть в столовой и играть в карты. Среди них были первоклассные игроки, увлекавшиеся картами на суше и принесшие свое увлечение на борт.
Когда «Пингвин», следуя в западном направлении, огибал южную оконечность острова Тасмания, темные предвестники шторма выполнили свое мрачное пророчество. Шторм налетел внезапно и сразу продемонстрировал свою ярость. Под все возрастающим напором ветра море на краю Антарктики превратилось в кипящий котел. Крюдеру надо было идти на запад, то есть прямо в шторм. Он не имел возможности ни уклониться, ни обойти его и, естественно, не мог искать укрытия в гавани. Шторм лютовал трое суток. Иными словами, в течение трех суток дули ветры ураганной силы, а по морю катили гигантские водяные валы. Двигаясь на средней скорости навстречу шторму, «Пингвину» удалось за трое суток одолеть 45 миль. При хорошей погоде на это ушло бы три часа.
Человеком, получающим искреннее удовольствие от шторма, был метеоролог лейтенант Ролль. Для него край Антарктики, по которому двигался «Пингвин», был зоной удивительных открытий и ценных наблюдений. Именно здесь зарождались огромные волны, которые британские моряки называли «властелинами глубины». Штормы, продолжающиеся пятьдесят, сто и даже сто шестьдесят часов, не являются здесь чем-то необычным, а скорость ветра нередко превышает 20–30 метров в секунду, то есть достигает скорости летящего снаряда. Это была новая и чрезвычайно интересная для лейтенанта Ролля страна.
Доктор Хассельман тоже интересовался погодой, но это был интерес художника, а не ученого.
«Ураган произвел на меня незабываемое впечатление, — записал он в дневнике. — Во время шторма я обычно проводил все свободное время на палубе, наблюдая за чудовищными силами, вырвавшимися на свободу. На палубе везде натянуты спасательные леера, и наши матросы, уже привыкшие к здешней погоде, передвигаются вполне нормально. Но я должен признаться, что спать, когда над ухом завывает ураган, а волны имеют высоту средней горы, очень тяжело. Единственный выход — гамак. У всех нас фиксированные койки, от которых в шторм мало пользы. Я повесил у себя гамак — от иллюминатора до двери — и теперь сплю прекрасно.
Иногда крен достигает 24 градусов, и если ты в этот момент обедаешь, тарелки съезжают с поднявшегося края стола и падают на тебя или на пол».
Погода в конце концов сменила гнев на милость, и «Пингвин» взял курс на залив Спенсер, расположенный к западу от Аделаиды. Он подошел с юго-запада. Незадолго до полуночи Чарли Брунке доложил, что радист с судна береговой охраны только что закончил болтать со своими коллегами на береговой станции.
— Они пожелали друг другу спокойной ночи, — доложил он, — и, я не сомневаюсь, отправились отдыхать.
В любом случае никто из них не мог слышать звук колокола на борту «Пингвина», отмечавший сброс за борт очередной мины. Минные поля, созданные «Пассатом» и «Пингвином», теперь тянулись не только от мыса Катастрофы на западе залива Спенсер до мыса Вест на полуострове Йорк, где ходили суда в Порт-Пири и Аугусту, но также ждали своего часа в проливе Инвестигейтор и проходе Бакстерс, через которые проходили морские пути в гавань Аделаиды.
Занимался рассвет. Над восточным горизонтом появилось пятнышко света, которое становилось все больше и ярче, и вскоре на него вползло солнце. Справа по борту виднелась темная тень, очертаниями напоминающая спину кита, — это была земля вдоль залива Спенсер, когда-то бывшая целью знаменитых парусников. «Привейл», «Падуа», «Пассат» и «Пинас» когда-то участвовали в самой длительной гонке на земле.
«Пингвин» изменил курс. Его задача была выполнена. И он лег на курс, который должен был привести его к месту встречи с «Пассатом».
8 ноября Брунке молча положил перед Крюдером расшифрованное сообщение: «Неустановленное судно передает сигнал SOS после необъяснимого подводного взрыва в районе мыса Промонтори на восточном входе в Бассов пролив».
9 ноября на «Пингвине» перехватили еще несколько призывов о помощи. 5800-тонное судно «Сити оф Бейвиль» послало сигнал SOS, находясь в районе мыса Отуэй на западном входе в Бассов пролив: «Судно тонет». Причина — необъяснимый взрыв в трюме или в воде.
«Сити оф Бейвиль» было первым американским судном, потопленным во время войны из-за враждебных действий.
В конце ноября австралийский тральщик налетел на мину и затонул недалеко от Порт-Филиппа.
22 ноября австралийские радиостанции предупредили суда об опасной зоне между Сиднеем и Ньюкаслом. 6 декабря территория к югу от входа в Ньюкасл была объявлена опасной. 7 декабря залив Спенсер был закрыт для судоходства.
Затем стали поступать сигналы SOS из района, прилегающего к порту Хобарт.
Просьбы о помощи были слышны в эфире до конца 1941 года, когда Австралии удалось значительно усилить свои флотилии тральщиков. Но виновников уже и след простыл.
«Рейдер и минный заградитель, должно быть, находятся под командой самого Люкнера» [13]— только такое объяснение (или извинение) смогла найти австралийская пресса неудаче английских и австралийских военных кораблей, пытавшихся отыскать и уничтожить опасного противника. У кого еще хватило бы смелости и опыта, чтобы подобраться вплотную к берегам Австралии и поставить мины на подходах к ее военно-морским базам. Во время Первой мировой войны Люкнер приобрел такую известность, что его имя в этой части света до сих пор не было забыто. Более того, ссылаясь на него, оправдывали и некоторые вполне современные неудачи.
«Пассат» прибыл в точку встречи и застопорил машины. «Пингвина» видно не было, но этот факт никого не обеспокоил. В конце концов, «Пингвину» предстоял более длинный путь. Престиж Крюдера у его людей был настолько высок, что никому и в голову не пришла возможность неудачи. Да и волноваться времени не было. Людям хотелось праздника, они желали отметить успешно завершенную операцию минирования. Уорнинг не слишком жаловал такие торжества. Для этого он был слишком сдержанным и серьезным человеком. Однако он не имел ничего против того, чтобы люди отвели душу, и дал свое разрешение.
Бывший минный отсек был спешно превращен в банкетный зал. Переборки были украшены сигнальными флагами, матросы соорудили вполне удобные скамьи, и вечером вся команда, за исключением вахтенных, отмечала успех. Разнесся слух, что кок готовит какой-то сюрприз, и все наперебой гадали, что это может быть. Им оказалась целая гора снежно-белой рассыпчатой картошки, которая была подана с поджаренным мясным фаршем. Люди обрадовались горячей картошке больше, чем в мирное время самым изысканным деликатесам.
— Откуда картошка? — спросил до крайности удивленный Уорнинг.
— Заранее припрятал для этого торжества, — сообщил довольный кок. — Ее погрузили вместе с минами. У людей моей профессии всегда должно быть что-то спрятано в рукаве, чтобы все были довольны.
Уорнинг рассмеялся. Ему не хотелось выговаривать коку хотя бы потому, что переход от сушеной картошки, которой они постоянно питались, к свежей был чрезвычайно приятен. Настоящая картошка была сказочно вкусна, и командир съел свою порцию с отменным аппетитом.
Помимо воли Уорнинг почувствовал, что получает искреннее удовольствие от праздника, и понял, что обязан внести свою лепту.
13
Очевидно, речь идет о графе Феликсе Люкнере. Он появился на свет в графском поместье под Дрезденом 9 июля 1881 года. Начал карьеру юнгой на паруснике «Ниобе», идущем в Австралию. Получив морское образование, он ходил на разных кораблях. Во время Первой мировой войны на линкоре «Кронпринц» участвовал в Ютландском сражении. Некоторое время служил на знаменитом рейдере «Мёве». Командуя парусным рейдером «Морской орел», он прорвал английскую блокаду и вышел в Атлантику с целью нанесения урона транспортным потокам союзников. Эти и многие другие деяния снискали ему широкую известность.