— Должен признать, удивительно уместное имя, — заметил он, — можно сказать, не в бровь, а в глаз. — И он передал список фамилий азиатов — членов команды судна «Ноушера» лейтенанту Габе, который в тот момент оказался на вахте.
Габе начал читать фамилии:
— Ли Хинг, кочегар, Кантон, Панг Фунг, кочегар, Кантон, Саламат Али, матрос, Калькутта…
— Нет, я имел в виду вот это, — сказал Крюдер и ткнул пальцем в список.
— Вонг Сау, буфетчик, Квантун, — прочитал Габе.
— Представьте себе, что вам подает блюдо из свиных ножек буфетчик по фамилии Сау, [15]— мечтательно проговорил Крюдер.
Крюдер принял решение закончить австралийский вояж. Здесь он сделал все, что мог, и пока никто не знал, как выглядит немецкий рейдер. Обстановка в оперативной зоне «Пингвина» была накаленной. Эфир был наполнен просьбами о помощи. В условиях всеобщей нервозности некоторые грузовые суда начинали посылать в эфир сигналы SOS, лишь только замечали другое судно, которое, как правило, оказывалось вполне дружественным.
1 декабря 1940 года Чарли Брунке передал домой зашифрованное сообщение:
«HK-33 военно-морскому командованию. На сегодняшний день потоплено 79 000 брутто-регистровых тонн. Относительно успеха минирования информация неопределенная. Отправляю приз „Сторстад“ с приказом идти в точку „Андалусия“ в Атлантике».
Затем началась подготовка бывшего норвежского танкера к перевозке пленных. Для британских капитанов была приготовлена каюта в средней части судна по левому борту, а для женщин — по правому борту. Раньше это были каюты норвежских офицеров, так что у англичан не было повода жаловаться, что им предоставили не соответствующее их рангу помещение. Кроме того, такое размещение давало дополнительное преимущество: капитаны содержались отдельно от своих команд. Над ними находились каюты немецкой призовой команды, а еще выше — только мостик и штурманская рубка. Британских офицеров разместили в помещениях норвежской команды, а всем остальным пленным европейцам предстояло жить вместе в носовом трюме. Это было наилучшее из возможных решений, поскольку «Сторстад» был всего лишь танкером. Пленным неевропейцам был отведен бывший минный отсек. Крюдер распорядился, чтобы им предоставили возможность готовить себе пищу. Норвежским механикам предложили занять места в машинном отделении. Поколебавшись, они согласились. Крюдер не сомневался, что этим людям можно доверять. Командование должен был принять лейтенант Ханефельд.
— Вы справитесь с десятью парнями, Ханефельд? — спросил Крюдер. — Боюсь, это все, что я могу вам выделить.
За исключением экстренных ситуаций, Крюдер редко отдавал приказы, не давая подчиненным высказать разумные возражения.
— Все будет в порядке, господин капитан, мы справимся.
— Тогда предоставляю вам отдых до того самого момента, как вы нас покинете. Вам предстоит долгий и трудный поход, и, скорее всего, у вас не будет возможности как следует выспаться.
— Спасибо, господин капитан.
На «Пингвин» перегрузили еще 3000 тонн топлива со «Сторстада», и 5 декабря 1940 года танкер вышел в поход протяженностью 20 000 миль — именно такое расстояние отделяло его от дома, — чреватый многочисленными трудностями и опасностями. Крюдер подарил лейтенанту Ханефельду на счастье бутылку виски «Король Георг V». Не было ни одного человека в команде «Пингвина», который не желал бы отважным морякам удачи. К тому же «Сторстад» вез их письма домой.
Через несколько дней «Сторстад» встретил в море «Атлантис» и принял на борт дополнительное количество пленных. Теперь их было 623 человека, и капитан Рогге выделил Ханефельду еще несколько немецких моряков, чтобы укрепить команду. В следующей точке встречи «Андалусия» бывший норвежский танкер принял пленных с «Адмирала Шеера», и Ханефельд получил себе в помощь офицера.
Дважды пленные под руководством группы британских капитанов, подстрекаемых неугомонным капитаном Торнтоном, пытались захватить судно. В конце концов Ханефельду удалось найти приемлемое решение и заключить джентльменское соглашение с Торнтоном. После этого проблем с пленными не было. На их месте Ханефельд действовал бы так же, а понимание позиции противника всегда помогает.
Два британских капитана — Дадли Краутер, бывший пассажиром на «Ноушере», и, конечно, Торнтон — поклялись, что их не сможет удержать ни один немецкий лагерь для военнопленных и они сбегут, лишь только окажутся на твердой земле.
— Полагаю, вы ведете себя безрассудно, джентльмены, — сказал Ханефельд. — Неужели вы считаете, что вас не будут охранять, если я сообщу о ваших намерениях?
Торнтон взглянул на Ханефельда своими проницательными глазами:
— Но вы этого не сделаете.
— Нет, — был вынужден признать Ханефельд, — думаю, что не сделаю.
Кстати, оба капитана сдержали слово. Задолго до окончания войны они сбежали из плена и добрались до Англии через Португалию.
Подходя на «Сторстаде» к атлантическому побережью Франции, Ханефельд очень волновался, поскольку не имел соответствующих карт и вполне обоснованно сомневался в своей способности без них провести судно по району, изобиловавшему навигационными опасностями. Вскоре судно было замечено с воздуха британским «Сандерлендом». Самолет подлетел ближе. Ханефельд распорядился расстелить на палубе яркий турецкий флаг. Однако летчиков это явно не удовлетворило, и они просигналили:
«Какое судно? Какое судно?»
Ханефельд в ответ просигналил нечто невразумительное на немецком языке, при этом задумчиво пробормотав:
— Надеюсь, им это показалось достаточно турецким.
Ситуация была довольно-таки деликатная.
«Не понимаю, повторите», — просигналили с «Сандерленда».
Ханефельд немедленно подчинился, повторив то же самое.
Обмен сигналами продолжался еще некоторое время, пока летчикам «Сандерленда» это не надоело. Самолет скрылся из вида.
Затем Ханефельд направил судно к северному побережью Испании и наконец получил радиосообщение от немецкого военно-морского командования, которого так долго ждал:
«Следуйте указанным курсом. Вас ожидают немецкие военно-морские суда и авиация».
По воле случая изменение курса, предпринятое Ханефельдом после встречи с «Сандерлендом», оказалось именно тем, что нужно, и судну оставалось только идти вдоль французского берега до устья Гаронны. Погода была ненастной, а ночи — угольно-черными. Однажды ночью «Сторстад» неожиданно оказался в самом центре рыболовной флотилии. На следующее утро на горизонте показался маяк, отмечавший вход в устье Гаронны. Днем позже Ханефельда и его людей поздравил лично адмирал де ла Перье. Дождавшись удобного момента, Ханефельд решился попросить об одолжении для своих людей:
— Если возможно, господин адмирал, я бы хотел позволить моим людям взять с собой кое-что из продовольственных запасов, имеющихся на борту. Понимаете, они отправляются домой в отпуск и хотели бы привезти что-нибудь для своих семей.
— Прекрасная идея, — с энтузиазмом согласился адмирал. — Они это, безусловно, заслужили.
— Сколько они могут взять?
— Пусть берут все, что смогут унести.
— Большое спасибо, господин адмирал.
Ханефельд мысленно ухмыльнулся, представив, как свою долю уносит матрос Дитман. В мирной жизни гамбургский докер, он мог, при желании, взять под мышку и унести весельную шлюпку.
Спустя несколько дней пленные сошли на берег. Ханефельд наблюдал, как они сходят на причал по трапу. Когда очередь дошла до капитана Торнтона, тот протянул немецкому офицеру руку и дружелюбно улыбнулся:
— Желаю удачи, но только вам, а не вашей стране.
Моряки обменялись сердечными рукопожатиями.
8 декабря впередсмотрящие на «Пингвине» заметили на горизонте мачты. Крюдер отправил наверх сигнальщика с двумя флагами, чтобы передать и принять установленные сигналы.