Сквозь титановый свод он чувствовал литую толщу непроглядно черной воды, зазубрины льда, свисавшего вниз, в океан, крепкий наст, изрезанный полярным ветром, с заледенелым когтистым следом медведя. А надо всем распахнулось небо с многоцветными полярными радугами и высокой, в центре неба, голубой звездой.
– Самый малый!.. – Он послал команду в ходовой отсек, где мотористы стали глушить обороты винтов. – Продуть кормовую!..
Забулькало, заревело в цистернах, куда хлынули тугие пузыри воздуха, вытесняя воду, медленно приподнимая корму.
Лодка повисла в океане, окунув отяжелелую голову. Командир посылал команды на рули, балансировал, гасил скорость, осторожно и чутко приближал лодку к поверхности, обрабатывая зубчатый поддон ультразвуковыми посылками. Выбирал место, где меньше было острых сосулек и можно было прикоснуться ко льдам железным туловом, не опасаясь смять и расплющить рубку.
– Продуть носовую!..
Крейсер звякнул рубкой по ледяному клыку, обломил его.
Стон удара, грохочущий звон пробежал по лодке, породив в сердцах моряков ужас, от которого проснулась отдыхавшая часть экипажа, кок на камбузе просыпал соль в кипящую кастрюлю с борщом, канарейки в комнате отдыха панически забились в клетке, роняя желтые перышки.
– Продуть среднюю!..
Лодка переполнялась воздухом, всплывала, давила на толщу льда. Лед выгибался, покуда не лопнул, и под мощным давлением пробежала первая трещина, породив жуткий грохот. Словно взорвалась глубинная бомба, хватанула по корпусу взрывной волной.
Трещина заструилась, ветвясь и множась. Казалось, кололись огромные граненые стаканы. Лупили по толстенной оболочке громадные кувалды. Вскрывали лодку гигантским консервным ножом. Кто-то свирепый ломился внутрь, просовывал лапищу, готовый поймать и стиснуть пискнувшего моряка.
Лед крошился, кипел, брызгал множеством ломтей и осколков, открывая черную жуткую полынью. В блещущей проруби начинала взбухать литая спина, омытая океаном. Сбрасывала ревущие водопады, стряхивала ледяные глыбы. Выдавливалась, словно громадный черный пузырь. Крейсер всплыл среди ночных зеленоватых льдов, под бриллиантовыми звездами. У бортов нежно звенели льдины, журчали ручьи, мерцала лакированная рубка.
– Экипажу подняться на палубу!.. – Командир, радостно-сдержанный, был благодарен команде за виртуозный маневр, позволивший крейсеру взломать купол Мира, всплыть под Полярной звездой.
В награду за удачу командир позволил утомленным морякам покинуть железное чрево лодки, наполненное металлическим воздухом, выйти под открытое небо, полюбоваться несравненной красотой мира.
По одному поднимались из рубки на глянцевитую палубу, на которой прожектор зажигал черные лужи ртути. Лучи били в пляшущую, фиолетовую, словно глаз осьминога, воду, где колыхался округлый корпус. Расколотый лед отливал зеленым и розовым, будто в каждой глыбе горела лампада. Наст блестел сахарной пудрой, и люди, кутаясь в бушлаты, топтались на железной палубе среди сочных испарений.
– Спустить трап!.. Пятнадцать минут на знакомство с полюсом, и домой, есть пироги!.. – Командир хватал губами сладкий воздух, глотая его, словно холодную густую наливку. Над рубкой, едва различимые, появились штыри антенн, рассылая зашифрованные координаты крейсера, оповещая штаб о выполнении задания.
Оружейник Шкиранда радостно, сильно хватанул снег, поднес к лицу, жадно дышал ноздрями. После душного, пропитанного маслами отсека снег благоухал как морозное яблоко.
– Был бы на полюсе какой-нибудь столб, я бы на нем написал: «Здесь стоял простой русский парень Шкиранда».
Энергетик Вертицкий блаженно запрокинул худое лицо к небу, откуда медленно опускалась на него разноцветная роса, и добавил:
– «У него были не все дома».
И тут же получил снежком в грудь. Ахнул, черпнул под ногами снег, смял в комок, запустил в Шкиранду. Не попал, но угодил в шифровальщика. Тот пульнул снежок в обидчика, промахнулся и шмякнул торпедиста. Торпедист вскрикнул, скомкал твердый колобок, метко попал в шифровальщика. На льду нагибались и выпрямлялись сильные молодые тела, летали снежки, перечеркивая луч прожектора, попадали, промахивались. Командир устало улыбался, глядя на детскую забаву моряков, учиненную на Северном полюсе, у громадной полыньи, в которой угрюмо колыхался атомный подводный крейсер.