Ему выделили место в одной из первых машин кортежа. Вернувшись в дом Мерсье, Шильд с горсткой престарелых попутчиков направился вглубь особняка. Они миновали ряд комнат с распахнутыми дверями, наполненными дорогой мебелью и отгороженными натянутыми веревками – словно во дворце, временно открытом для публики. Из дальней части дома открывался вид на поместье с обширным парком.
Парк простирался до джунглей, которые плотно покрывали эту часть острова. Вблизи особняка сохранялся декоративный ландшафт, повсюду были разбиты сады с неглубокими озерцами и клумбами. Дальше от дома начиналось неукротимое буйство природы. Впрочем, времени, чтобы полюбоваться красотами, не было. Слуги, стоявшие на пути, с угодливой настойчивостью направляли гостей по усыпанной гравием тропке вдоль сада, мимо клумб, вокруг пруда – туда, где неподалеку от главного особняка на просторной лужайке были накрыты столы.
Место оказалось довольно депрессивным, с трех сторон оно было окружено высокой стеной, заросшей вьющимися растениями. Открытая сторона сада упиралась в непроходимые тропические джунгли.
Во время службы обрушился проливной дождь, а теперь с безоблачного неба нещадно палило солнце. С подсыхающей почвы шел пар, давила духота, хотелось снять с себя строгий костюм. Толстый шарф стискивал голову, волосы налипли на лоб, пот стекал по вискам. Дожидаясь остальных гостей, Шильд медленно гулял по саду, стараясь выглядеть уверенным в себе и спокойным.
На высоком фундаменте стояла увитая плющом веранда. Укрывшись в ее тени, Шильд наслаждался мгновеньем прохлады. Подошел слуга, протянул ему бокал белого вина и пригласил присоединиться к гостям в центре сада.
Наконец прибыли сыновья покойного, Фертин и Томар Мерсье. Они с явным облегчением стянули с себя шляпы. Фертин встряхнул головой и запустил пятерню в копну кудрявых, мокрых от пота волос. Грайан также с радостью снял с себя шарф и, опустив его на пол в ближайшем углу веранды, вытер вспотевшее лицо.
Большинство гостей были среднего или пожилого возраста. Исключение составляли лишь сыновья покойного, да, пожалуй, еще кое-кто. Эту молодую особу Шильд заметил еще в церкви. Вернее сказать, он заметил, что она его заметила.
В отличие от немолодых родственников, охваченных вполне объяснимой печалью, Шильд не испытывал чувства потери, а потому с любопытством рассматривал входящих в церковь людей. И, конечно, взглянул на молодую женщину, которая появилась на пороге без сопровождающего. Та ответила прямым и откровенным взглядом, полным столь искреннего любопытства, что он в замешательстве отвернулся. Через пару минут, когда служба уже началась, Шильд еще посмотрел в ее сторону и понял, что продолжает оставаться для нее объектом изучения и интереса такого сорта, ошибиться в котором было невозможно. Почувствовать такой отклик от совершенно незнакомой женщины в совсем не располагающей к тому обстановке, да еще и на семейных похоронах, было весьма странно.
А также, что особенно беспокоило Шильда, чертовски несвоевременно и нежелательно. Он еще толком не выпутался из отношений с женщинами у себя на родине, чтобы здесь начинать новые. Его недолгое пребывание на Форте, в добровольном изгнании и сексуальном воздержании, уже приносило свои плоды. Свобода от эмоциональных потребностей дала возможность подумать о будущем, и даже три преследующих его адвоката смягчили тон своих писем.
Глядя на незнакомку в церкви, Грайан почувствовал приближение беды. У этой беды был очень знакомый вид – точно с такой же он не смог справиться всего пару месяцев тому назад. И сейчас, глядя на то, как она стоит, как держится, как наклоняет голову, как во всех движениях ее тела проявляется желание и приглашение, Шильд не мог не почувствовать страстного желания. Но все это было страшно неуместно в данных обстоятельствах, к тому же их разделяла огромная социальная и культурная дистанция, что делало связь между ними недопустимой и невозможной.
Позднее, когда все молча стояли возле крематория, незнакомка подошла и встала рядом. Хотя они не разговаривали и даже не взглянули друг на друга, Шильд почувствовал с ее стороны почти ощутимое напряжение.
Он не хотел ее. Он сейчас никого не хотел. Но пережидая во влажной духоте невидимый и загадочный обряд кремации, он думал не о незнакомом ему покойнике, о котором должен был скорбеть. Он думал о незнакомке.
Когда уже расходились по автомобилям, немолодая женщина обратилась к ней с каким-то вопросом. Теперь он знал ее имя: Аланья.
Шильд медленно блуждал меж расставленных на лужайке столов, читая надписи на карточках возле каждого сервировочного набора. Свое место он нашел довольно быстро – малопочетный маленький столик с краю. А вот ее табличка обнаружилась за главным столом. Еще одна Мерсье среди многих: Аланья Мерсье.