Мальф положил бересту в котомку и сунул ее Саньке, прошептав: «Стой». Уже привыкший к тому, что спорить или выяснять что-то бессмысленно, мальчик застыл с сумкой в руках. Человек подошел к рельсам и положил клинок между ними. Потом, пятясь, вернулся назад и взял под уздцы обоих животных, слегка потрепав по гривам. Фенакодусы, нервно прядавшие ушами и топтавшиеся на месте, успокоились и застыли рядом с людьми. Тем временем звук усиливался, и вот уже на колею упал неровный голубоватый свет. Санька догадался, что происходит, и тихонечко заскулил.
– Молчи! – прошипел Мальф.
– Это же Поле Смерти. Голубое… Сейчас нас поджарит, – не удержался мальчишка, но Мальф глянул так, что слова застряли в горле.
Поле приблизилось и залило перекресток мертвенным сиянием. В воздухе запахло, как после жесточайшей грозы. Голубое сияние двигалось над рельсами, а длинные извивающиеся искры, похожие на молнии, пожирали металл. Санька сделал над собой невероятное усилие, чтобы не дать стрекача. Он прекрасно знал, что с полями лучше не шутить. Но рядом стоял невозмутимый Мальф, и мальчик не сдвинулся с места, пока свечение не скрылось, поглотив рельсы на перекрестке, и не уползло дальше, продолжая свою адскую трапезу.
Мальф подождал, пока марево рассеялось над верхушками деревьев и от Голубого Поля Смерти не сталось и следа. Потом спокойно подошел к обнажившимся шпалам и подобрал нож.
– А чего оно его не сожрало? – удивился Санька.
– Когда каравай едят, крошки не считают, – ответил Мальф, с удовлетворением рассматривая клинок, переживший Поле Смерти.
– И что теперь? Заговоренный будет?
– Не будет заговоренный, – ответил Мальф. – Нож будет. А какой – узнаем.
Он подошел к ближайшей березе и резким взмахом снес толстый ствол, словно в руке у него было не узкое недлинное лезвие, а тяжелая секира.
– О, как… – пробормотал мальчик.
– Ночлег делать будем, – сказал Мальф, пряча нож в котомке.
– А Поле? – пискнул Санька.
– Оно эти рельсы еще неделю жрать будет, пока до конца колеи дойдет. А другая нечисть сюда побоится приползти. Дров собери.
– В чащу лезть? – голос Саньки дрогнул.
– Лезь, – не колеблясь, ответил Мальф.
Санька, пожалев, что спросил, робко двинулся к обочине, глубоко вдохнул и шагнул за границу леса. Вернулся он с охапкой еловых веток, очень довольный собой.
– Дров, говорил! – строго сказал Мальф.
– Не учи ученого, – неожиданно заявил мальчик и опять скрылся между деревьев.
Если бы он оглянулся, то заметил бы на вечно хмуром лице Мальфа подобие улыбки.
Трижды мальчик приносил лапник, и только убедившись, что его достаточно, стал собирать дрова на обочине, где валялось полно толстых сухих веток. Мальф тем временем соорудил шалаш из собранных мальчиком веток сразу за первой линией деревьев. И от дороги близко, и от посторонних глаз скрыто. Затем он развел маленький костерок и водрузил на него старый армейский котелок, куда вылил содержимое фляги. Дождавшись, когда вода закипит, бросил в кипяток щепотку сушеных трав и сразу снял котелок с костра.
– Зверобой? – тоном знатока спросил Санька.
– Чай.
– Что?
– Какая тебе разница? Не отравишься.
Мальф извлек из своей бездонной котомки холщовый сверток, в котором оказались тонкие полоски сушеного мяса.
– Съешь, потом запьешь, – приказал он.
Мясо оказалось вкусным и сладковатым.
– Батя солонину сушил, она не такая была, – сообщил Санька.
– Это пеммикан.
– Что? – опять Санька услышал незнакомое слово.
До объяснения Мальф не снизошел.
Санька поджал губы, в очередной раз уязвленный пренебрежением к его персоне, и стал жевать твердую полоску мяса, глядя в потемневшее небо.
– Первый будешь сторожить, – Мальф допил чай из крышки котелка и поднялся. – Нодья прогорит наполовину – разбудишь.
– Нодья… Это что? – удивился Санька.
– Темнота, – буркнул Мальф. – Костер такой из длинных бревен. Долго горит.
– Так нодьи-то нет.
Мужчина молча достал свой новый клинок в берестовой обертке и углубился в уже почти непроглядную темноту Измайловского леса. Через несколько минут нодья, сложенная из трех свежесрубленных стволов ели, занялась от угасающего костерка.