Звонкий подзатыльник прервал затянувшийся монолог. Васек скатился с ящика и наконец заткнулся.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенно кивнул Толян. – Так вот, слушай и запоминай. Все когда-то начинают. Это раз. Во-вторых, бабушкины сказки ты кому-нибудь другому рассказывай. А вот если повезет, то мы с тобой на всю жизнь – короли. Помнишь, рассказывали, пацан – не помню, как зовут – на Брянщине нашел консерву – блиндаж, засыпанный взрывом. А в нем автоматы в масле, барахло, тряпки, патроны – всё как с конвейера. Помнишь, чего дальше-то было?
– Ага, помню, – мрачно кивнул Васек. – У него крышу сорвало. До сих пор в дурдоме вместо тех автоматов дужки от кроватей чистит, а потом из них от санитаров отстреливается.
– Дурак, – с сожалением сказал Толян, застегивая доверху набитую сумку. – Это он от хорошей жизни тронулся. От водки да от наркоты. Деньги-то надо с умом тратить.
Васек пожал плечами и, примерившись, взвалил на плечи неподъемную сумку. Переноска товара с некоторых пор была его священной обязанностью.
– До тех денег еще добраться нужно, – прохрипел он из-под поклажи.
– Доберемся, – уверенно заявил старший брат. – Сам сказал, что Тарас вчера за паршивый крест полштуки поднял. Мы с тобой что, дурнее Тараса?
Вася ничего не ответил. Какая-то проклятая железяка сквозь ткань жутко давила на шею, и сейчас ему было не до философских споров. Он на ходу крутил головой и плечами, стараясь уложить сумку поудобнее, и думал о том, что его брат окончательно свихнулся, если решился на такое страшное дело.
Деревенька была маленькой, состоящей из десятка крохотных, полуразвалившихся избушек, похожих на стаю нахохлившихся воробьев. Из кривых крыш торчали пучки соломы, кое-где в квадратных дырах слепых окон вместо выбитых стекол были вставлены куски фанеры. Над трубой только лишь одной избы вился сизый дымок, и охотники за удачей облегченно вздохнули.
– Вроде кто-то там есть…
– Похоже, – согласился Васек. – Ну балдею, прям пейзаж из игры «Сталкер». Неужели в такой тьмутаракани люди живут?
– Живут, еще как живут, – усмехнулся Толян. – И бились в свое время с фрицами за эту тьмутаракань – будь здоров. А глядишь, если б не бились, пили б мы с тобой, Вася, не разбавленное пиво из ржавых бочек, а настоящее баварское с немецкими сосисками. И катались на «меринах».
– Кто-то, может, и катался б, – хмуро огрызнулся Вася, тряхнув рыжей головой. – А кто-то вкалывал бы на герра Ганса, кровавыми соплями умываясь.
Толян расхохотался.
– Это в тебе, братишка, школьная программа говорит, которая еще из башки не выветрилась. Ну да ладно, пошли. Может, местные пожрать чего продадут. А то, как с поезда сошли, так два дня уже на консервах живем. Так и загнуться недолго…
…Бабка была старая, скрюченная годами в дугу под стать своей покосившейся избе. Когда бесцеремонный Толян толкнул незапертую дверь и шагнул внутрь, ковырявшаяся в печке бабка не по годам резко обернулась, сжимая в руках почерневшую от сажи кочергу. В ее широко открытых, бесцветных глазах был такой ужас, что даже Толян слегка опешил и, отступив назад, чуть не сбил младшего брата, собиравшегося войти следом.
– Т… ты чо, мать?
Бабка выставила вперед кочергу и взвизгнула:
– Не подходи!!!
Толян немного освоился с ситуацией, вдруг застучавшее пулеметом сердце вновь вернулось в привычный режим работы.
– Ух, напугала, ведьма старая, – пробормотал он, на всякий случай продолжая пятиться к двери. Несмотря на преклонный возраст, бабка весьма сноровисто обращалась с тяжелой железкой. – Ну, не рада гостям, так и скажи, чего ж орать то, будто тебя режут?
Бабка подслеповато прищурилась. Кочерга на дециметр опустилась книзу.
– Так ты хто будешь-то?
– Человек московский, – ответствовал Толян, отойдя на безопасное расстояние.
– Человек? – подозрительно переспросила бабка, вглядываясь в полумрак. – Ишь ты, и вправду – человек, – вдруг удивленно вскинула она кверху седые брови. Жутковатое с виду орудие окончательно опустилось на пол.
– А кто ж еще? – хмыкнул Толян, облегченно потягивая носом. Воздух пах кислыми щами и свежеиспеченным хлебом.
– Да так, ходють тута всякие, – сказала бабка, отводя взгляд и крестясь на висевшую в углу икону. – Ну, коли люди, так проходите, садитесь за стол. Чаво в дверях-то торчать?
– Давно бы так, – во весь рот улыбнулся Толян, пропуская вперед слегка ошалевшего от бабкиного визга братишку. – А то сразу за кочергу.