Глава 1
Часть I В Люберцах и их окрестностях Глава1 Храм Преображения 1.1 Нападение на люберецкую заставу случилось под самое утро - классический пример того, как можно застать дремлющего противника врасплох. Вот только ни хрена у волосатых нео не получилось - в дозоре были не зеленые новички, а опытные бойцы. И пускай самому старшему из люберецких не было и двадцати пяти, но к службе ребята относились очень серьёзно. Ратник Владислас первым различил в предрассветном мареве смутное мелькание разведчиков, но вида не подал и товарищам своим сигнализировать о вторжении не стал, чтобы не спугнуть одних и не взбаламутить раньше времени других. Спокойно, будто в полудреме, проверил оружие перед предстоящим боем(в том, что он непременно будет, Владислас ни секунды не сомневался), а затем начал терпеливо ожидать неизбежного. Владислас ярко выделялся среди сослуживцев с которыми нёс дозор, как ратным умением, так и ростом, а так же физической мощью - косая сажень в плечах, ростом в два метра и десять сантиметров, а весом в полторы сотни килограмм сплошных мышц, твердых как камень, и крепких, как стальные канаты, жил. И это при том, что парню не было ещё и двадцати трёх. Тем не менее, фактура этого люберецкого ратника вовсе не была чем-то из ряда вон выходящим - на фоне все тех же генетически скорректированных кремлёвских бойцов он вовсе не выглядел чем-то феноменальным, скорее габариты его можно было принять за весьма усреднённые. 1.2 Вопреки устоявшемуся мнению о том, что, дескать, жизнь человеческая возможна лишь за стенами кремля, Люберцы, как и ещё несколько людских поселений, не мене героически, отстаивали право на свое существование в этом безжалостном мире. Естественно, что весьма неплохо в деле защиты поселения от нашествия названных гостей помогали коварные поля смерти, взявшие Люберцы в почти полное оцепление. Если бы оцепление было полным, то вряд ли бы и самим жителям Люберец удалось выжить, но связь с другими районами существовала, и через эти окна шел натуральный обмен самыми необходимыми и жизненно важными товарами. К великому сожалению, через те же самые окна приходилось ожидать и вероломного нападения на форт. Все выходы, они же и входы на территорию Люберец постоянно охраняли несколько дозоров, посменно меняющих друг друга. Сами же окна перегораживались передвижными барьерами, с воротами в центральной их части, для того чтобы принимать собственных и странствующих торговцев, своих разведчиков. Однако, при малейшем подозрении на опасность ворота превращались в неприступный монолит, способный выдержать многодневную осаду. Более того, даже если противнику удастся взять эти ворота штурмом, дальше его будет ждать сюрприз из точно таких стен-ворот, которые будут столь же ожесточенно сопротивляться захватчику. Помимо всего прочего ворота всегда были оснащены дополнительными секциями, которые могли быть использованы как для создания очередного заградительные сооружения, так и дополнительного расширения протяженности укрепления (ни для кого не секрет, что поля смерти, даже такие малоподвижные, что сейчас окружают Люберцы, все равно перемещаются и никому не хочется чтобы враг, просто объехал ворота с какого-либо бока, и тем самым свёл к нулю все попытки выжить в этой весьма агрессивной среде). 1.3 Как бы невзначай Владислас привалился спиной к бревенчатому частоколу, именно там, где свет факелов, разорённых по периметру ограждения, был наименее слаб и почти растворился во тьме. Как ни крути, а именно этот участок был наиболее привлекателен для нападения, если его целью было незаметно проникнуть на охраняемую территорию. Немного погодя он уронил подбородок на грудь, всем своим видом показывая, что задремал в предрассветном дозоре. Для полноты картины осталось лишь дополнить все это мощным богатырский храмом, но позволить себе этот демаскирующий шум Владислас не мог, так как все это время внимательно вслушивался в ночные звуки и улавливал малейшую вибрацию дерева за его массивной спиной. Как только враг начнёт штурм частокола, то ратник это непременно почувствует. Но даже без этих явных признаков наступления противника существовал ещё один способ почувствовать приближение врага - обостренное обоняние, не испорченное курением, ещё издали могло сообщить о том, что к ратнику беззвучно приближается враг, имеющий резкий животный запах тела. И дело даже не в личной гигиене, хотя конкретно этот противник действительно ей пренебрегал. Но даже если бы враг ежедневно посещал баню, то и тогда все водные процедуры были здесь бессильны. Пользы от этого было как от мытья, например, собак - сколько их не полощи, а они все равно будут вонять псиной. Так уж они устроены. Так же дела обстояли и с нео - их животная природа явственно давала о себе знать. Для самих нео их запахи были столь же индивидуальны, как папиллярные узоры на пальцах человека, которые, как утверждала забытая ныне наука дактилоскопия, были уникальны и неповторимы. По индивидуальному сочетанию запахов, вырабатываемыми железами, любой нео мог определить своего соплеменника, или чужака ещё до того, как увидел бы его воочию. Владисласу подобные нюансы запахов были неподвластны, да и без особой надобности - ему достаточно было просто почувствовать приближение врага. Именно сейчас малейший ветерок донес до него отголосок нестерпимой вони - враг бесшумно приближался, но не явно обнаруживал себя своим резким звериным запахом. Древесина частокола чуть скрипнула, когда чьи-то сильные пальцы, увенчанные толстыми пластинами ногтей, больше напоминающих когти, начали поднимать тело вверх, пятиметровую высоту заградительного барьера. Именно из-за обостренного обоняния обезьяноподобных нео Владислас решил не использовать меч или кинжал, а попросту сломать нападавшему шейные позвонки. Как только волосатая физиономия появилась над частоколом ратник сбросил с себя напускную сонливость, которую так театрально изображал последние минут двадцать, разом превратившись в безжалостную боевую машину. Могучими руками Владислас схватил уродливую голову, покрытую бурой шерстью, одновременно наступившей на запястье нео, в котором тот сжимал клинок. Голову человекоподобной обезьяны люберецкий ратник свернул легко, как двенадцати вольтовою лампочку. Шея зверочеловека переломилась со щелчком, который с лёгкостью можно было принять за щелчок поленьев, горящих в дозорных кострищах. Не теряя драгоценного времени, Владислас поднял, ещё конвульсивно подрагивающее, тело нео за шею, так чтобы голова оказалась над частоколом. Затем, продолжая этот кукольный театр одного актёра, взял мертвого нео за предплечье чуть повыше локтя и помахал когтистой лапой, приглашая остальных нео преодолеть крепостную стену именно в этом месте. Не секрет, что ночное зрение у нео, имеющих в природе своей гораздо больше звериного, чем человеческого, было гораздо острее. Именно поэтому и понадобилось это небольшое представление. Все что теперь оставалось Владисласу - это не зевать, и, знай, принимать на импровизированных подмостках «благодарных зрителей». «Театралы» не заставили себя долго ждать. В густом полумраке яростно «затрещали дрова». Владислас, стараясь не издавать подозрительных шумов, аккуратно, почти нежно, вкладывал «бревна» в штабеля. Естественно, что все хорошее имеет свойство когда-нибудь заканчиваться, и Владислас прекрасно это понимал, но пока ещё была такая возможность, ратник решил ею воспользоваться по полной программе. В этом деле главное было не заиграться и не подвести под монастырь своих же товарищей. А такая возможность всегда имела место быть, коль уж он решил повыпендриваться и прибрать к рукам не мене десятка супостатов, которые будут лишь на его личном счёту, и их, при всем желании, не спишешь на действия дружины. Владислас уже насквозь пропитался запахом нео и с каждым новым телом ночного захватчика ему все сильнее хотелось оказаться сейчас в баньке, где он с превеликим удовольствием смыл с себя эту ненавистную, чрезвычайной въедливую вонь. То, что начиналось как разудалая молодецкая потеха, быстро превратилось в тошнотворную рутину. Враг же, меж тем, почувствовал себя настолько вольготно, что решил взбираться на крепостную стену в другом месте, чуть поодаль от первого. Слишком поздно это углядел Владислас. Однако, причин для паники он все ещё не видел. Схватив в правую руку меч, Владислас, уже не опасаясь нарушить ночное безмолвие, ударом сверху вниз, срубил голову очередному нео, тело которого едва-едва показалось над частоколом, и пока чело летело вниз, точным ударом ноги, обутой в сапог с железным кованным носком, отправил его, как диковинный снаряд, прямо в звериную рожу нео, который перелезал через частокол метрах в пяти от этого места. Конечно, новёхонькие сапоги, сточенные сапожником Прохором всего пару недель назад, перемазать кровью было чертовски жалко, но другого выбора у ратника уже не было. А затем одновременно случилось сразу три вещи: обезглавленное тело рухнуло на головы нео, собирающихся взбираться на стены укрепления; в нескольких метров в стороне от этого места зверочеловек, получивший фейсом в табло, не удержавшись на стене, тоже рухнул вниз; Владислас издал боевой клич: - «В ружьё!». Касаемо последнего. Данная команда была скорее данью былой традиции, че