м призыв к реальному действию, поскольку имелось огнестрельное оружие далеко не у каждого. Если же оно и наличествовало, то использовать его не особо торопились из-за того, что патроны к нему были на вес золота, не меньше, а точность и надёжность его, из-за почтенного возраста в пару сотен лет, оставляла желать лучшего. Тот факт, что некоторые умельцы смогли найти способ восстанавливать оружие и порох в патронах в некоторых разновидностях полей смерти, вовсе не гарантировал стопроцентный результат - орудие могло просто взорваться у вас в руках, ранив, или искалечив, в первую очередь вас самих, а порох в патронах мог так и не воспламениться, оставив один на один со смертоносным противником, уж поверьте, использующем эту досадную заминку против вас. И словно не было той сонливости, что царила в дозоре мгновение назад - вся дружина в одночасье встала на защиту родных рубежей. 1.4 Ночная атака нео захлебнулась. Противник извергая проклятья отступил. Возможно, все произошедшее сегодняшней ночью и казалось не серьёзной вылазкой, но на самом деле исходом такой битвы легко могло стать дальнейшее выживание в этом мире целого людского поселения. Прецеденты уже были. Агрессивные захватчики, а это могли быть не только нео, с маниакальной яростью истребляли человеческий род везде где только могли. Уж будьте покойный, если бы у этого небольшого диверсионного отряда нео получилось прорвать линию обороны в этом месте, то уже несколько минут спустя здесь оказалось бы не менее сотни обезьяносапиенсов, которые натворили в поселении множество бед. Сегодня люберецким несказанно повезло - не считая нескольких не серьёзных ран, полученных в скоротечном столкновении, ратники отделали нео в сухую. Счёт тринадцать ноль был очень неплохим результатом. Ох, не каждый раз все дозорные поутру возвращались домой. Героем нынешней ночи, безусловно, был Владислас. На его личном счёту сегодня было восемь нео. Бригада по расчистке уже сновала по полю боя с носилками - грузила обезьяноподобные тела, и споро волокла их к ближайшему прикормленному полю смерти. Там пара дюжих молодцев, крепких, но весьма не далёких, от того и не пригодных к ратному делу, швыряла в прожорливую аномалию мёртвые тела, которые растворялись в агрессивной среде без остатка. Никто не собирался оставлять и без того смердящие тела звероидов разлагаться под стенами укреплений, даже в назидание противнику. Так эта ночь и закончилась. А с рассветом к боевому посту начала подтягиваться дневная смена. Владислас, немного поговорив с ратниками, пришедшими их боевому звену на замену, не торопясь отправился домой, поесть, помыться и отоспаться, пока еще была такая возможность. А помыться уж точно не мешало - воняло от ратника как от взмыленного фенакодуса. Однако, не смотря на исход сегодняшней стычки, Владислас нутром чувствовал, что недалек тот час, когда вражьи орды, проведя разведку боем, выяснив слабые и сильные стороны обороняющихся, начнут осаждать крепость во всю свою, наверняка немалую, мощь, и вот тогда придется забыть об выходных и увольнительных. Да что там говорить - хватило бы время перекусить да вздремнуть с пол часика. Но, то дела будущие. Ну, а сейчас он устало брел по древней разбитой брусчатке, густо поросшей высохшим сорняком, чуть припорошенной снегом мимо древнего святилища, еще в незапамятные времена попавшего под воздействие поля смерти. Рассказывали, что случилось это в тот момент, когда в храме находились священнослужители и прихожане, молившие свое божество, или святых, о том, чтобы те спослали мир на их отчизну. Однако, вместо этого строение накрыло смертельное поле, которое, как говорят, не рассеивается и никуда не смещается вот уже две сотни лет. Из народной памяти давно уже стерлись все божества и святые, которым поклонялись люди в этом месте, поскольку ни сохранилось ни адептов веры, ни служителей данного культа, но кое-кто утверждал, что иногда слышал из глубины древнего строения, запертого изнутри на все ставни и засовы, чудовищные вопли нестерпимой боли и смертельной агонии. Причем, как утверждает молва, происходит это только в воскресенье. Сегодня было воскресенье, однако никаких воплей, как, впрочем, и всегда, Владислас не слышал. Зато, он в который уже раз взглянул на лик, висевший над запертым входом в святилище. Сколько бы ни смотрел он на этого сухощавого, ни в пример местным богатырям, мужчину с каштановыми волосами и бородкой, за головой которого было изображено солнце, всегда поражался его взгляду, казалось, видевшему его насквозь. Были в Люберцах такие, кто на полном серьёзе утверждал, что если долго глядеть в глаза этого мужчины, то можно попасть в некий транс и тогда завороженный пойдет прямиком в поле смерти, и будет идти пока не исчезнет в дверях храма. Что будет потом, не знает никто, ибо из здания никто пока ни разу так и не выходил. Сам Владислас в эти россказни не верил, поскольку с самого детства бегал сюда издалека поглазеть на древний храм, но, сколько бы он не глядел на изображение мужчины, никакого гипнотического воздействия на себе не ощущал. Сам того не замечая Владислас замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Глядя на редкие снежинки, сиротливо кружащие в воздухе, Владислас подумал: - Как же здорово летом! Ни тебе фуфайку под кольчугу, ни меховой подстежки в шлем! А что снежинки пролетают, и лужи на ночь замерзают - так это всё мелочи! Похоже, что это была уже традиция, или просто привычка, въевшаяся еще со времен отрочества, постоять здесь немного, поглядеть на незнакомца, изображенного на картине расположенной прямо над входом в здание. Ратник ещё раз детально оглядел картину. В том, что мужчина был бородат, Владислас не видел никакой необычности. Скорее он удивился бы тому, что мужчина не носит бороды. В Люберцах лишь юнцы не носили бород, а для всех остальных мужчин борода была неизменным атрибутом их мужественности, предметом их гордости. Однако, в этот раз что-то было не так. Владислас несколько секунд пытался понять, в чем же причина его беспокойства. И когда он, наконец понял, то на несколько секунд просто застыл. Дело было вовсе не в благообразном лике. Дверь в святилище, наглухо запертая уже многие годы, была приоткрыта. Владислас затаил дыхание, всматриваясь в темноту, царящую в глубине святилища. И чем больше он всматривался во мрак, тем сильнее мрак всматривался в него. Ратнику даже показалось, что он что-то слышит. Определенно не мучительные истошные вопли агонии и боли. Нет, это было что-то совершенно другое. Больше всего это походило на дивную песню, но без слов. Владислас охнул, когда понял, что сделал несколько шагов в сторону храма окутанного призрачным маревом поля смерти. Музыка тут же оборвалась, словно её никогда и не было. - Ну, уж дудки! - торопливо прошептал Владислас. Сунув руку в отворот рубахи, он извлек наружу за тонкую кожаную бечёвку небольшой золотой кулончик в форме гири. Вообще-то, на шнурке было два кулона - как доказательство силы его веры, и полученного по итогам религиозного обряда, где доказательством религиозности служили две двух пудовые гири (если бы он совершил ритуал крещения с одной двухпудовой гирей, то и на шее у него была бы сейчас одна гирька, а если бы в ритуале применялись пудовые гири, то материал из которого они был бы сделаны был из серебра), но сейчас вторая золотая гирька съехала по бечевке в сторону, а тратить драгоценное время на то чтобы вытащить и её ратник не собирался. - Святой Николай, дай мне твёрдости духа, - сказал Владислас и припал губами к оберегу. Затем развернулся и шагом нетвердым, но набирающим уверенность с каждым последующим, поспешил прочь от стен храма некогда выкрашенный в белый цвет, теперь же, покрытый густым слоем копоти и грязи. 1.5 Владислас не дошел до своей усадьбы пару дворов, когда столкнулся с человеком, которого, не задумываясь, мог бы назвать своим лучшим другом. Иеремия, аэто был именно он, шёл ему навстречу. Погруженный в свои мысли, книжник спешил на работу в городскую библиотеку, но охотно остановился для того чтобы перебросится с другом парой словечек. Вообще то, обычно дружба между ратником и книжником была чем-то невероятным- слишком велика была пропасть между социальными слоями в которых располагались представители этих сословий, но их случай весьма ярко иллюстрировал, то, что во всех правилах бывают исключения. Кстати, сам Иеремия предпочитал, чтоб хотя бы друг не называл его, как все прочие, набившим оскомину книжником, а именно библиотекарем, утверждая, что это древнее слово гораздо точнее передаёт смысл его работы, и весьма обижался, если Владислас обращался к нему иначе. А вот на кличку Ерёма, прилипшую у нему ещё сызмальства, у него никакой негативной реакции не было, поэтому Владислас, по старой привычке обращался к своему другу только так, а не иначе. Если честно, то на Иеремию без слез и смотреть то было невозможно и ещё с детских пор, когда тот был в гостях у Владисласа, матушка постоянно пыталась накормить малахольного товарища её сына. Еще бы, ведь росточка Ерема был не большого, всего каких-то метр восемьдесят пять супротив двух метров и десяти сантиметров, совершенно непримечательного роста Владисласа, конечно, если сравнивать его с другими ратниками. А уж про вес вообще говорить нечего - жалкие девяносто два килограмма и это при том, что даже самый щуплый боец имее