Глава 3
Глава 3 Уже не один, но по-прежнему изгой 3.1 Владислас понятия не имел о том, сколько времени он провел без сознания. Но, судя по самочувствию, одно он мог сказать наверняка: будь на его месте кто-нибудь другой, то дело, как минимум ограничилось ретроградной амнезией, ну, а более серьезных последствиях и думать не хотелось. Он же перенес удар стоически, и теперь, болезненно сощурившись осматривал то место где оказался. А оказался он в повозке запряженной фенакодусами. На повозке была установлена прочная железная клеть. Вот в этой то клетке он сейчас и сидел. В том, что клетка была весьма надежная, Владислас убедился тут же, попытавшись раздвинуть прутья. Естественно, что ничего, кроме очередной волны головной боли, возникшей из-за серьезного физического усилия, эта проверка не дала. Оставив тщетные попытки освободиться, бывший люберецкий ратник продолжил осматриваться. Сейчас повозка стояла на обочине старой растрескавшейся и местами полностью разрушенной дороги, которую Ерема называл непонятным словом автомобильным шоссе. Возницы нигде не было видно, но Владислас не особо на этот счет переживал. Он бы совершенно не расстроился, если бы неизвестный сгинул в ближайшем поле смерти. Но, увы, этого не произошло - знакомый уже, по короткой встрече в момент преследования и последующего принудительного лишения сознания, незнакомец вышел из придорожных кустов, на ходу застегивая гульфик. - С облегчением тебя, неизвестный! - Поприветствовал Владислас мужчину в одежде из шкуры неизвестного животного, имеющего длинную вьющуюся шерсть, - Как тебя звать-величать? Вопрос его так и остался без ответа, что, конечно же, очень не понравилось Владисласу. Незнакомец лишь зыркнул на своего пленника (в этом нынешнем своем статусе Владислас уже не сомневался) из под густых бровей, сел на место извозчика, поставив рядом с собой знакомое уже ружьё, опустил вниз странный рычаг, высотою чуть ниже метра, расположенный справа от кресла, хлестнул фенакодусов вожжами и те неспешно покатили повозку. Владислас хотел было, не мешкая ухватить мужчину руками за горло, высунув руки через прутья решётки, а затем, легким кистевым движением сломать тому шею, но внезапно понял, что это, увы невозможно - оказывается позади незнакомца, сидящего на месте извозчика, была невидимая преграда. Более тщательно исследовав препятствие, Владислав пришёл к выводу, что это вовсе не магия, как могло показаться с первого взгляда - незримое препятствие было лишь большим прозрачным стеклом, которое когда-то изготовили древние, а затем оно перекочевало в эту повозку, предварительно, каким-то чудом, пережив большую войну и ещё два столетия. Хитро придумано, - решил про себя Владислас. - Крепкое, должно быть, стекло, раз выдержало проверку войной и временем, так что скорее всего, голыми руками его не одолеть. - Ну, коль не хочешь отзываться, то я буду звать тебя... - Владислас измерил мужчины оценивающим взглядом, который зацепился за нестандартное его одеяние, - о, Шерстяной! Однако, Шерстяной и эту реплику оставил без внимания. Может, подумалось Владисласу, он глухонемой? Пусть и так. Вот только дальнейшая судьба люберецкого изгнанника от этого так и не стала хоть чуточку яснее. 3.2
Повозка неторопливо катила по разбитой древней дороге несколько часов к ряду. Все попытки разговорить Шерстяного, как и прежде, потерпели полное фиаско - тот, как говориться, даже ухом не повёл на все вопросы и провокации со стороны Владисласа. Уже начинало смеркаться, когда люберецкий изгнанник почувствовал, что понемногу начинает замерзать. Вновь попытавшись докричаться до Шерстяного и не добившись абсолютно ничего, так как его пленитель был совершенно глух к его просьбам, Владислас решил взять дело в свои руки - а именно, схватившись за прутья решетки над головой начал подтягиваться до тех пор, пока не почувствовал, что согрелся. Благо, головная боль после недавнего удара, уже практически не ощущалась. Меж тем Шерстяной остановил повозку, вновь поднял вверх рычаг, рассоложенный рядом с лавочкой извозчика, и стал готовиться к ночевке: распряг фенакодусов из повозки, а затем выпустил пастись на небольшом лужке, предварительно закрепив на них стальную цепь (из своего горького опыта Владислас знал, что кожаные ремни или бечевка вряд ли помогли в этом деле - своенравные животные с лёгкостью их перегрызли и сбежали бы прочь, как только хозяин хоть немного ослабил своё внимание); собрал огромную кучу хвороста для ночного костра. Не забыл немногословный страж и о своем пленнике: открыв короб, расположенный под клетью, достал шкуру, наподобие той, что служила ему одеянием, и бросил её Владисласу сквозь прутья решетки. Понимая, что к ночному костру его, наверняка, не допустят, Владислас укутался в, резко пахнущую неизвестным животным, шкуру, оказавшуюся весьма теплой, и, не долго думая, уснул. 3.3 Проснулся Владислас уже глубокой ночью, когда вокруг царила непроглядная тьма. И лишь пламя костра разведенного Шерстяным хоть немного разбавляло эту черноту. Самого Шерстяного по близости видно не было. Владисласа это не особо расстроило. Гораздо больше его интересовало то, когда его молчаливый страж соизволит его покормить - несколько последних дней он и так ничего путем не ел, так что симфония, которую играл его пустой желудок, была отлично слышна в этой глухой ночи. В глубине души, Владислас прекрасно понимал, что Шерстяному совершенно наплевать на то, как сильно голоден его пленник. Так что не стоило унижать себя просьбой о куске хлеба. Всё что оставалось гордому жителю Люберец - это подойти к прутьям решетки и облегчить содержимое своего мочевого пузыря на растрескавшийся асфальт, а затем, вновь закутавшись в теплую шкуру незнакомого животного, проспать до самого утра, с надеждой на то, что утро вечера мудренее. Владислас уже приступил к первой фазе своего плана, когда в голову ему пришла совершенно невеселая мысль о том, что ведь и по большому ему придется делать все сквозь решетку, иначе вполне предсказуемый «аромат» сделает его поездку в неизвестность ещё более отвратительной. Где-то в непроглядной тьме гневно фыркнули фенакодусы. Именно тогда из ночной тьмы за него бросилась черная стремительная тень. Владислас едва успел отпрыгнуть назад, когда мощная лапа, выпустив острые когти, размером не уступающие указательному пальцу, рванулась к нему сквозь прутья решетки, пытаясь ухватить его и подтащить к себе. Все произошло так быстро, что ратник даже не успел испугаться, и действовал совершенно не осознанно, на уровне инстинктов. Похоже, что ночной хищник всё это время упорно выжидал в темноте и атаковал едва Владислас оказался в районе досягаемости. Теперь внезапная пропажа Шерстяного, похоже, раскрылась! Скорее всего, того уже доедали в соседней придорожной канаве! Не будь Владислас защищён прочной клетью, то, скорее всего, и его дни бы его были сочтены. Однако, голодную тварь не останавливало и это - повиснув на прутьях решётки ночной хищник отчаянно клацал зубами и брызгал слюной. Отпрянув к противоположной части клетки, Владислас мог лицезреть зверюгу в полной красе: мощное животное, не лишённое грации, в действительности имеющее тёмно-серый окрас, а не черный, как показалось вначале. При других условиях люберецкий изгнанник непременно посчитал ее красивой, но только не сейчас, когда она сверлила его огромными зелеными глазами, светящимися во тьме и остервенело пыталась до него дотянуться мощной когтистой лапой. Ну, вот почему, спрашивается, ночной зверь выбрал объектом нападения его, а не свободно пасущихся фенакодусов? Да потому, сам себе ответил Владислас, что эти злобные твари были вполне способны дать отпор хищникам: едва почувствовав приближение незваного гостя, они тут же перестроились в боевой порядок - встав валетом, прижались боками друг к другу, и теперь могли не опасаться того, что ещё один хищник сможет безнаказанно подобраться к ним сзади, не получив копытом, увенчанным железной подковой. Очень кстати, Владислас вспомнил, что из-за того, что обитали и охотились эти существа рядом с автомобильными дорогами, в народе из называли дорожниками, или шоссерами, кому как больше нравилось, и... они никогда не охотились по одному! Осознав последний факт, Владислас, отрицая здравый смысл, рванулся вперед, на лапу дорожника. На то, чтобы оборачивается уже не было времени - позади, со свистом рассекая воздух, за ним летела лапа ещё одного шоссера. Если бы Владислас замешкался хоть на мгновение, то сейчас в лоскуты превратилась его спина, а не полы нательной рубахи, которые раскроили,