его удара, уже практически не ощущалась. Меж тем Шерстяной остановил повозку, вновь поднял вверх рычаг, рассоложенный рядом с лавочкой извозчика, и стал готовиться к ночевке: распряг фенакодусов из повозки, а затем выпустил пастись на небольшом лужке, предварительно закрепив на них стальную цепь (из своего горького опыта Владислас знал, что кожаные ремни или бечевка вряд ли помогли в этом деле - своенравные животные с лёгкостью их перегрызли и сбежали бы прочь, как только хозяин хоть немного ослабил своё внимание); собрал огромную кучу хвороста для ночного костра. Не забыл немногословный страж и о своем пленнике: открыв короб, расположенный под клетью, достал шкуру, наподобие той, что служила ему одеянием, и бросил её Владисласу сквозь прутья решетки. Понимая, что к ночному костру его, наверняка, не допустят, Владислас укутался в, резко пахнущую неизвестным животным, шкуру, оказавшуюся весьма теплой, и, не долго думая, уснул. 3.3 Проснулся Владислас уже глубокой ночью, когда вокруг царила непроглядная тьма. И лишь пламя костра разведенного Шерстяным хоть немного разбавляло эту черноту. Самого Шерстяного по близости видно не было. Владисласа это не особо расстроило. Гораздо больше его интересовало то, когда его молчаливый страж соизволит его покормить - несколько последних дней он и так ничего путем не ел, так что симфония, которую играл его пустой желудок, была отлично слышна в этой глухой ночи. В глубине души, Владислас прекрасно понимал, что Шерстяному совершенно наплевать на то, как сильно голоден его пленник. Так что не стоило унижать себя просьбой о куске хлеба. Всё что оставалось гордому жителю Люберец - это подойти к прутьям решетки и облегчить содержимое своего мочевого пузыря на растрескавшийся асфальт, а затем, вновь закутавшись в теплую шкуру незнакомого животного, проспать до самого утра, с надеждой на то, что утро вечера мудренее. Владислас уже приступил к первой фазе своего плана, когда в голову ему пришла совершенно невеселая мысль о том, что ведь и по большому ему придется делать все сквозь решетку, иначе вполне предсказуемый «аромат» сделает его поездку в неизвестность ещё более отвратительной. Где-то в непроглядной тьме гневно фыркнули фенакодусы. Именно тогда из ночной тьмы за него бросилась черная стремительная тень. Владислас едва успел отпрыгнуть назад, когда мощная лапа, выпустив острые когти, размером не уступающие указательному пальцу, рванулась к нему сквозь прутья решетки, пытаясь ухватить его и подтащить к себе. Все произошло так быстро, что ратник даже не успел испугаться, и действовал совершенно не осознанно, на уровне инстинктов. Похоже, что ночной хищник всё это время упорно выжидал в темноте и атаковал едва Владислас оказался в районе досягаемости. Теперь внезапная пропажа Шерстяного, похоже, раскрылась! Скорее всего, того уже доедали в соседней придорожной канаве! Не будь Владислас защищён прочной клетью, то, скорее всего, и его дни бы его были сочтены. Однако, голодную тварь не останавливало и это - повиснув на прутьях решётки ночной хищник отчаянно клацал зубами и брызгал слюной. Отпрянув к противоположной части клетки, Владислас мог лицезреть зверюгу в полной красе: мощное животное, не лишённое грации, в действительности имеющее тёмно-серый окрас, а не черный, как показалось вначале. При других условиях люберецкий изгнанник непременно посчитал ее красивой, но только не сейчас, когда она сверлила его огромными зелеными глазами, светящимися во тьме и остервенело пыталась до него дотянуться мощной когтистой лапой. Ну, вот почему, спрашивается, ночной зверь выбрал объектом нападения его, а не свободно пасущихся фенакодусов? Да потому, сам себе ответил Владислас, что эти злобные твари были вполне способны дать отпор хищникам: едва почувствовав приближение незваного гостя, они тут же перестроились в боевой порядок - встав валетом, прижались боками друг к другу, и теперь могли не опасаться того, что ещё один хищник сможет безнаказанно подобраться к ним сзади, не получив копытом, увенчанным железной подковой. Очень кстати, Владислас вспомнил, что из-за того, что обитали и охотились эти существа рядом с автомобильными дорогами, в народе из называли дорожниками, или шоссерами, кому как больше нравилось, и... они никогда не охотились по одному! Осознав последний факт, Владислас, отрицая здравый смысл, рванулся вперед, на лапу дорожника. На то, чтобы оборачивается уже не было времени - позади, со свистом рассекая воздух, за ним летела лапа ещё одного шоссера. Если бы Владислас замешкался хоть на мгновение, то сейчас в лоскуты превратилась его спина, а не полы нательной рубахи, которые раскроили, острые как бритва, когти второго хищника. Теперь Владислас стоял посреди клетки, а лапы, тянущиеся к нему сквозь решетки не дотягивались до его тела, буквально, считанные сантиметры. И всё бы ничего - это некомфортное состояние, тем не менее, гарантировало хоть какую-то относительную безопасность, но Владисласа ужасно напрягало возможность того, что если ещё одна тварь запрыгнет сверху на прутья клетки, то опустив в щель папу она, в отличии от своих напарниц, стоящих на земле, легко до него дотянется. Если же, пытаясь избежать нападения сверху, он присядет, то тут же станет жертвой тех тварей, что пытаются дотянуться до него с противоположных сторон. И только ратник в изгнании об этом подумал, как сверху до него долетел звук приземления могучего, пружинистого тела... 3.4 Выстрел, грянувший в ночной тишине сорвал дорожника с клетки. После второго выстрела кубарем покатилась по асфальту ещё одна тварь, стоящая у борта клетки. Последний хищник не бросился на утек, как это сделало бы любое другое нормальное животное, а рванулся в сторону укрытия, в котором до нужного момента притаился Шерстяной. Тот как раз занимался тоем, что неторопливо перезаряжал использованные патроны. Ночному дорожнику за считанные секунды удалось оказаться почти вплотную к Шерстяному. Однако, почти - не считается. Когда до человека оставалось лишь дотянуться лапой, прозвучал ещё один выстрел, смявший, некогда грациозное животное, в бесформенный ком плоти. Шерстяной вышел из глубокой тени, которая скрывала его и от хищников и от не менее внимательного взгляда Владисласа (которого умело использовали, как приманку для диких ночных охотников), так и стоящего столбом посредине клетки. - Скворечник прикрой, а то петушок вылетит, - прозвучал тихий и трескучий, как ночной костер, голос Шерстяного. До Владисласа не сразу дошло то, о чем сказал ему Шерстяной, поскольку Владисласа шокировал сам факт того, что человек, которого он считал глухонемым, все прекрасно слышал и понимал, просто игнорируя его обращения. Только через несколько секунд Владислас запоздало понял о чем же сказал ему Шерстяной и начал торопливо поправлять штаны. А ещё через несколько секунд Владислас вновь накинулся на своего стражника с расспросами, но тот словно и не говорил минуту назад, совершенно не обращал никакого внимания на своего пленника. Десятью минутами позже Владислас, наконец, сдался и, завернувшись в теплую шкуру, вновь погрузился в сон. 3.5 Во сне Владислас видел поистине сказочное видение, где главным блюдом было сочное шкварчащее мясо. Люберецкий богатырь хотел взять самый большой и аппетитный кусок, для того чтобы вгрызться в него зубами, но его постоянно что-то отвлекало. А затем кто-то начал трясти его за плечо. Просыпаться и уходить из такого чудесного гастрономического сна совершенно не хотелось, но неизвестный был настойчив и ратнику пришлось открыть глаза. Перед ним, хвала святым, словно вырвавшись из недавнего сна в реальность, дымилось горячее мясо. Естественно, что никакого волшебства в этом чудесном появлении не было - пока Владислас спал, Шерстяной разделал одного из дорожников и приготовил мясо на костре. Как бы там не было, а за это Владислас был искренне ему благодарен. И даже пообещал себе, что когда представится такая возможность убьёт Шерстяного самым быстрым и, по возможности, наименее безболезненным способом. 3.6 Когда Владислас проснулся, повозка уже двигалась по разбитому шоссе. Фенакодусы, как и пленённый люберецкий ратник пережившие эту ночь, бодро цокали копытами по асфальту. Шерстяной сидел на козлах и время от времени корректировал направление повозки. В основном дорога была прямой, но иногда на пути возникали препятствия (давние воронки от взрывов, некоторые из них были заполнены водой, превращая их в небольшие болотца, деревья, пробившие асфальт, то там, то здесь, ну, и конечно же, вездесущие поля смерти, а как же без них), которые необходимо было объезжать. Практически весь день Шерстяной ехал расслабленно, и только ближе к вечеру, когда участок шоссе по которому они ехали стал на удивление ровным и прекрасно сохранившимся, он начал всё чаще и чаще крутить головою по сторонам. Причина его беспокойства открылась спустя несколько минут: из лесочка, расположенного в метрах пятидесяти от дороги, взревев мотором, выехал мотоцикл, до этого стоявший в засаде. Едва лишь заслышав рокот двигателя, Шерстяной начал нещадно стегать фенакодусов, заставляя их нестись вперёд так, точно повозку начали преследовать демоны. Люберецкому ратнику не доводилось воочию видеть работающую автотехнику, но Ерема показывал ему картинки с машинами, и мотоциклами в том числе.