ий транс и тогда завороженный пойдет прямиком в поле смерти, и будет идти пока не исчезнет в дверях храма. Что будет потом, не знает никто, ибо из здания никто пока ни разу так и не выходил. Сам Владислас в эти россказни не верил, поскольку с самого детства бегал сюда издалека поглазеть на древний храм, но, сколько бы он не глядел на изображение мужчины, никакого гипнотического воздействия на себе не ощущал. Сам того не замечая Владислас замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Глядя на редкие снежинки, сиротливо кружащие в воздухе, Владислас подумал: - Как же здорово летом! Ни тебе фуфайку под кольчугу, ни меховой подстежки в шлем! А что снежинки пролетают, и лужи на ночь замерзают - так это всё мелочи! Похоже, что это была уже традиция, или просто привычка, въевшаяся еще со времен отрочества, постоять здесь немного, поглядеть на незнакомца, изображенного на картине расположенной прямо над входом в здание. Ратник ещё раз детально оглядел картину. В том, что мужчина был бородат, Владислас не видел никакой необычности. Скорее он удивился бы тому, что мужчина не носит бороды. В Люберцах лишь юнцы не носили бород, а для всех остальных мужчин борода была неизменным атрибутом их мужественности, предметом их гордости. Однако, в этот раз что-то было не так. Владислас несколько секунд пытался понять, в чем же причина его беспокойства. И когда он, наконец понял, то на несколько секунд просто застыл. Дело было вовсе не в благообразном лике. Дверь в святилище, наглухо запертая уже многие годы, была приоткрыта. Владислас затаил дыхание, всматриваясь в темноту, царящую в глубине святилища. И чем больше он всматривался во мрак, тем сильнее мрак всматривался в него. Ратнику даже показалось, что он что-то слышит. Определенно не мучительные истошные вопли агонии и боли. Нет, это было что-то совершенно другое. Больше всего это походило на дивную песню, но без слов. Владислас охнул, когда понял, что сделал несколько шагов в сторону храма окутанного призрачным маревом поля смерти. Музыка тут же оборвалась, словно её никогда и не было. - Ну, уж дудки! - торопливо прошептал Владислас. Сунув руку в отворот рубахи, он извлек наружу за тонкую кожаную бечёвку небольшой золотой кулончик в форме гири. Вообще-то, на шнурке было два кулона - как доказательство силы его веры, и полученного по итогам религиозного обряда, где доказательством религиозности служили две двух пудовые гири (если бы он совершил ритуал крещения с одной двухпудовой гирей, то и на шее у него была бы сейчас одна гирька, а если бы в ритуале применялись пудовые гири, то материал из которого они был бы сделаны был из серебра), но сейчас вторая золотая гирька съехала по бечевке в сторону, а тратить драгоценное время на то чтобы вытащить и её ратник не собирался. - Святой Николай, дай мне твёрдости духа, - сказал Владислас и припал губами к оберегу. Затем развернулся и шагом нетвердым, но набирающим уверенность с каждым последующим, поспешил прочь от стен храма некогда выкрашенный в белый цвет, теперь же, покрытый густым слоем копоти и грязи. 1.5 Владислас не дошел до своей усадьбы пару дворов, когда столкнулся с человеком, которого, не задумываясь, мог бы назвать своим лучшим другом. Иеремия, аэто был именно он, шёл ему навстречу. Погруженный в свои мысли, книжник спешил на работу в городскую библиотеку, но охотно остановился для того чтобы перебросится с другом парой словечек. Вообще то, обычно дружба между ратником и книжником была чем-то невероятным- слишком велика была пропасть между социальными слоями в которых располагались представители этих сословий, но их случай весьма ярко иллюстрировал, то, что во всех правилах бывают исключения. Кстати, сам Иеремия предпочитал, чтоб хотя бы друг не называл его, как все прочие, набившим оскомину книжником, а именно библиотекарем, утверждая, что это древнее слово гораздо точнее передаёт смысл его работы, и весьма обижался, если Владислас обращался к нему иначе. А вот на кличку Ерёма, прилипшую у нему ещё сызмальства, у него никакой негативной реакции не было, поэтому Владислас, по старой привычке обращался к своему другу только так, а не иначе. Если честно, то на Иеремию без слез и смотреть то было невозможно и ещё с детских пор, когда тот был в гостях у Владисласа, матушка постоянно пыталась накормить малахольного товарища её сына. Еще бы, ведь росточка Ерема был не большого, всего каких-то метр восемьдесят пять супротив двух метров и десяти сантиметров, совершенно непримечательного роста Владисласа, конечно, если сравнивать его с другими ратниками. А уж про вес вообще говорить нечего - жалкие девяносто два килограмма и это при том, что даже самый щуплый боец имеет вес в районе сто тридцати кило. Однако, в противовес всем этим физическим недостаткам природа наградила Иеремию удивительно ясной головой и пытливым умом. Так что, как ни крути, а дорога у того была всего лишь одна - в книжники. И именно этой дорогой парнишка и зашагал. И весьма уверенно. Естественно, что за Иеремией постоянно наблюдали, дабы не впал молодой отрок в искушение ереси, на которую мог наткнуться разбирая старые книги, оставшиеся после крушения высокоразвитой цивилизации, но где уж там - его мозг, впитывающий знания как пересохшая губка, ни единожды ставил под сомнения религиозный догмат, который был неприкосновенной основой, фундаментом на котором зиждилось общество, воскресшее на пепелище старого мира, уничтоженного в ядерном пламени войны далёкого прошлого. Набив на этом ни одну шишку, Иеремия начал скрывать ото всех свои истинные мысли, и единственный человек, которому он мог рассказать все то о чем узнал из древних книг, был Владислас. Естественно, что могучий ратник не понимал и десятой доли того, о чем рассказывал ему молодой книжник, но вовсе не обижался из-за этого на своего друга - он воин и это его призвание, сила же Иеремии, и отнюдь немалая, была вовсе не в мышцах, а в его уникальном интеллекте. - Здорово, Ерема, - поприветствовал своего товарища Владислас. Он хотел было хлопнуть того по плечу, так, чисто по дружески, но вовремя притормозил начавшую уже было двигаться руку, которая, как утверждали все его многочисленные соперники, была исключительно тяжелой. Такой неформальный способ приветствия был принят у ратников, но Иеремия то ратником не был и комплекцию имел весьма хрупкую, поэтому с ним нужно было быть как-то поосторожней. Владислас просто ограничился осторожным рукопожатием. Впрочем, Иеремия, через свое выражение лица, явственно показал, что даже оно было для него весьма болезненно. - И тебе ни хворать, - ответил книжник на приветствие. - Говорят, сегодня ночью на заставе было не спокойно? - Да ерунда, - махнул рукой Владислас, - мальца надавали нео по их волосатым жопам. - Из наших никто не пострадал? - Да я же говорю - ерунда. Мы вовремя среагировали, задавив прорыв еще в самом зародыше. - Это хорошо, - кивнул Иеремия и тут же сменил тему разговора, - Ты сегодня после того как отоспишься после ночного дозора, чем будешь заниматься? - Скорее сего потренируюсь, а затем буду свободен. - Ну, тогда, заскочи ко мне - дело у меня к тебе есть. - Хорошо, - без раздумий согласился Владислас. На том и порешили. 1.6 Владислас не стал задавать никаких лишних вопросов своему другу - если Иеремии нужно поговорить, значит дело серьезное и случайных ушей не допускает. Если говорить совсем откровенно, то большая часть их разговоров вообще могла бы признана ревнителями от религии как ересь, а сами они объявлены вероотступниками и преданы анафеме. Сам же Владислас не видел в речах своего друга ничего греховного, тот лишь рассказывал ему о той жизни, что была до того как грянула большая война. А жизнь та была просто удивительной - в небе парили машины управляемые людьми, река и моря бороздили суда, электричество приводило в движение лифты, которые в мгновение ока поднимали человека на десятки этажей, яркий искусственный свет был доступен каждому, и появлялся он после нажатия всего лишь одной клавиши, так что древнему человеку не нужно было получать огонь с помощью кремниевого кресала для того чтобы затопить печь, развести костёр, зажечь факел, или лучины, которые чадили и были весьма капризными в использовании. По мнению ратника древние были одновременно и невероятно умными (раз уж достигли таких технических высот) и в то же время непроходимо глупыми (поскольку уничтожили тот прекрасный, удобный и фантастически интересный мир, в котором так беззаботно существовали). 1.7 Ещё на пороге светлицы он почувствовал дурманящий запах снеди - маменька расстаралась. Запах не обманул - кушанье было отменным. Невысокая и стройная маменька суетилась вокруг своего могучего детины, пытаясь выведать подробности ночной стычки. Естественно, что Владислас не собирался рассказывать ей детали кровавой баталии, сказал лишь, что они всего-то и сделали, что немного погоняли волосатых, чтобы те знали свое место в эволюционной цепочке. То, что сегодня дружина не потеряла ни одного своего ратника, было их огромной удачей, но Владислас не сказал об этом ни слова. Из его сбивчивого рассказа вообще получалось, что навалять нео - это полевое дело, не требующее напряжения всех своих внутренних резервов, будь то физических, или психологических. Конечно, матушка не поверила ни единому его слову, сказав, что пусть нео и глупее людей, но этот недостаток с лихвой ко