ение вызвали у Владисласа ворота, к которым подъехала повозка. Сквозь бойницы над входом торчали не луки или ржавые автоматы - там были, мать его, станковые пулемёты! После того, как бронированное окошко охранника отворилось и Шерстяной предъявил какую-то бумагу, которая, наверняка, служила пропуском в здешних краях, ворота пришли в движение, и отрывались они вовсе не благодаря нескольким дюжим мужикам, как это было в Люберцах - створки приводил в движение механизм. С одной стороны, после того как Владислас встретился с вполне исправным мотоциклом, можно было бы уже и не удивляться тому, что ещё существуют места в которых есть работающие машины и электромоторы, но ратник всё равно был весьма впечатлен. Эх, если бы он знал тогда, какие ещё необычные вещи ему предстоит увидеть в этом месте, то сердце парня из глубинки, до этого ни разу не покидавшего родных мест, затрепетало, как у влюблённой гимназистки! 4.2 На улицах безымянного поселения Владислас видел немалое количество воинов, у которых, как у юнцов, полностью отсутствовала волосяная растительность на лице, являющаяся, по мнению люберецкого ратника, неизменным атрибутом мужчины и воина. И одеты они были весьма непривычно - в странные латы, поверху обшитые темной тканью, разгрузки со многочисленными карманами. Вместо островерхих шлемов, привычных для люберецкого ратника - такие же черные, как и вся остальная одежда, каски, сделанные явно не из металла. На ногах красовались чёрные бутсы, которые были созданы не кустарями, наподобие тех, что были в почёте у жителей далеких Люберец. Насколько Владислас понимал - эта обувь была фабричной. После всего того, что довелось увидеть ратнику, он бы не особо сильно удивился тому, что изготовили эти берцы уже в новейшее время. Мечей, сабель и прочего крупногабаритного холодного оружия, практически не было (исключение составляли ножи - большие, красивые, явно оставшиеся местным воинам в наследство от древних). А вот чего у них было вдосталь, так это автоматического оружия: автоматы, карабины, ружья, пистолеты. У некоторых на разгрузках висели гранаты. Всё здесь говорило о том, что данное поселение весьма богато. У Владисласа, по отношению к местным, даже появилось презренное чувство зависти, недостойное люберецкого ратника. Бывшего люберецкого ратника сам себя мрачно поправил Владислас. 4.3 Повозка, проследовав вглубь поселения, через несколько минут остановилась у стен невзрачного серого здания. Шерстяной сошёл с повозки и направился прямиком в двери того самого дома из бетона. Отсутствовал он несколько минут, а когда вернулся, то был уже не один, в сопровождении автоматчиков и ещё одного небольшого человечка, который не понравился Владисласу с первого же взгляда. Как и все прочие, встречные люберецким ратником на улицах этого поселения, неприятный мужчина и автоматчики были безбородыми, что не могло не вызвать недоумения Владисласа, с младых ногтей считавшего бороду неотделимой от воина. - Действительно, не плохой экземпляр, Молчун, - обратился незнакомец к Шерстяному, после того как в течение пары минут внимательно разглядывал люберецкого ратника, - Я дам тебе за это... Коротышка осекся не договорив, подозрительно зыркнул на людей с автоматами и жестом отозвал Шерстяного, оказавшегося в действительности Молчуном, в сторону, туда где их разговор был уже не слышим. Пока коротышка говорил, Молчун яростно мотал головой не соглашаясь с торгашом, однако, в итоге, принял его условие, но вид при этом имел весьма недовольный. Коротышка же, напротив, уже потирал руки, от того, что провернул весьма выгодную для себя сделку. - Разгружайте мой товар, - приказал коротышка, указав на клетку. Владислас наконец-то понял суть происходящего, заключающуюся в следующем - только что он из человека превратился в товар, а то, что можно продать купить иди подарить кому-либо! Подобное, для жителя Люберец, где такого понятия, как рабство, не существовало - было величайшим оскорблением. Владислас хотел было тут же свернуть шею коротышке и едва приоткрыли ворота клетки, рванулся к мерзкому типу, который должен был кровью искупить обиду, которую нанес гордому ратнику. Он не дотянулся до своего обидчика буквально пол метра - какая-то необъяснимая сила сковала его тело, заставив его рухнуть на колени. Когда этот временный паралич отступил, Владислас вновь потянулся к коротышке намереваясь, во что бы то ни стало, довершить начатое. И вновь его тело перестало ему подчиняться. На это раз необъяснимая сила действовала на него гораздо дольше, но и это не поколебало решимость ратника любой ценой поквитаться за оскорбление. Когда охранник с электрошоком в третий раз применил его на Владисласе, коротышка восторженно произнес: - Силён! Я назову его - Дикарь явившийся к нам из-за Урала! Пока Владислас корчился под действием тока, коротышка отрицательно покачал головой: - Нет, это слишком длинно... Лучше назвать его - Уральский Дикарь! Коротко и броско! И хватит уже долбить его током, - прикрикнул на охранника маленький человечек, - он нужен мне сильным и здоровым! 4.4 Справедливости ради, нужно заметить, что Люберцы к Уралу относились так же, как, к примеру, Аляска, но если Владислас и был против того, чтобы его называли Уральским Дикарём, то сил выразить свой протест уже не осталось - его ослабевшее тело несколько охранников уже волокли ко входу в серое невзрачное здание из бетона. Дорога по темным запутанным коридорам совершенно не запомнилась. Окончание пути ознаменовалось броском на грязную солому, очевидно служившую в этом месте аналогом постели. Когда Владислас начал возвращаться из забытья, то первым же делом начал живописать то, что сделает с коротышкой едва ему представится такая возможность. - Охолонись, парень! - донеслось из полутьмы коридора, - Тебе, что - мало досталось?! - Бывало и хуже, но реже! - А, крутой! - Владислас ощутил в голосе из темноты интонацию иронию, - Вот только здесь это быстро проходит. - А здесь - это где? - заинтересовался люберецкий. - А здесь - это на Рублёвке. На Рублёвке, молодой человек! 4.5 - Мне это название мало о чем говорит, - пожал могучими плечами ратник. - Зато пару сотен лет назад об этом месте знала вся страна и ещё пол мира в придачу. - И чем же была так знаменита эта самая Рублёвка? - спросил Владислас, и тут же добавил, - И вот ещё что, давай ка, мил человек, друг другу представимся, а то не по-людски это как-то, без имени! Ты кто такой будешь? - Зови меня - Иконостосом. - Верующий? - поинтересовался Владислас. - Скорее, колеблющийся, - ответил Иконостос. Даже не видя выражение лица говорившего, Владислас почувствовал его плутоватую усмешку. - Ну, веришь, или нет - это дело твоё, и святые тебе в судья, - закрыл тему религии люберецкий изгнанник, - А я - сын люберецкого дворянина Погранцов Владислас Семёнович! - Здрав будя, дворянин! - поприветствовал ратника, как это подобает по чину, мужчина, - Вот только разницы простолюдин ты, или высокородный для тех кто нас здесь держит, увы, нет. Мы все для них существа низшего сословия... - Ты говори, да не заговаривайся, смерд! - возмутился Владислас, которого такое заявление, как гордого представителя своего именитого рода, просто немого оставить равнодушным. - Не серчай, дворянин. Я к тебе со всем уважением. Вот только от тех, кто нас здесь держит его не жди. И погодь возмущаться, - тут же, словно увидел гнев открывшего было рот Владисласа, притормозил ратника Иконостос, - сейчас я тебе, как могу, объясню ситуацию. 4.6 - В девяностых годах двадцатого века в России и пост союзных республиках появились нувориши, которые на гребне перестройки смогли сколотить невероятные состояния, в основном, путём присвоения народного имущества в поистине фантастических количествах. Они то и основали элитный поселок на Рублёвском шоссе, именуемом в простонародье Рублёвка. Пока мешанина из незнакомых слов совершенно не помогала Владисласу понять суть разговора, но и перебивать собеседника он не стал, дав тому ещё немного времени. - Ещё несколько десятилетий спустя, на нах работала почти вся страна: врачи, учителя, инженеры, нефтяники, спецслужбы, военные, полицейские и проститутки. Богатство из было так велико, что они могли позволить себе всё что угодно: изменять или принимать законы, которые были выгодны только для них, безнаказанно творить любые злодеяния. Короче, могли делать всё что им взбредёт в голову. Да, что там могли - они и делали!