Присутствующие замерли, в ожидании глядя на растерянного семинариста. Они молчали, и наступившая тишина казалась вечной. Дрогнувшим голосом, неловко дернув руками, Книжник пояснил:
— Я просто не готов.
Он вышел из темной галереи, и тяжелая дверь с грохотом закрылась за ним. Оставалось надеяться, что его неожиданный демарш Хранители не восприняли как оскорбление. Ведь трудно объяснить этим достойнейшим людям, как может выпускник Семинарии отказаться от такой чести. По сути — вершины, о которой только может мечтать недавний школяр.
После затхлой атмосферы Хранилища воздух улицы казался невообразимо свежим и сладким. Бог с ним, саном Хранителя. Он слишком молод, чтобы заживо похоронить себя в тишине архивов. Ему, глотнувшему однажды отравленного воздуха свободы, трудно объяснить свои мотивации тем, кто ни разу не покидал Кремля.
Тряхнув головой, Книжник направился прочь от Храма. Нужно было привести в порядок мысли, и лучшее средство для этого — заняться делом. Он не стал Хранителем, но по-прежнему оставался советником при князе. И никто не избавлял его от главной обязанности. Да и чего там греха таить — главной головной боли.
Страшно сказать: он отвечал перед Кремлем за целый народ.
Звучит, конечно, громко. Прямо до оторопи. Если не сделать скидку на то, что народ этот немногочисленный, и остались в нем лишь бабы да дети. Только вот проблем от этого не меньше.
Ведь народ этот — весты. Ни много ни мало — потомки агрессоров, некогда превративших Москву в руины. Конечно, Последняя Война давно миновала, прежние враги сгинули, стертые с лица земли атомным пламенем да ледяной стужей ядерной зимы. Человечество, сжавшееся в пределах кремлевских стен, успело обзавестись новыми недругами. Но подозрительность, въедливая, почти генетическая неприязнь к вестам по-прежнему сохранялась. Кремль, скрепя сердце, принял к себе тех, кто выжил после постигшей вестов катастрофы [1]. Но что-то по-прежнему мешало народам сблизиться и ассимилироваться, что пошло бы на пользу драгоценному людскому генофонду.
Оттого и живут весты снаружи, отделенные от кремлевских высокой зубчатой стеной — словно люди второго сорта. Оттого и приходится ему, Книжнику, посредничать между ними и кремлевскими. А чего сетовать? Он сам вызвался помочь этим пришельцам с Запада, ему и отвечать. Впрочем, он не роптал, втайне радуясь такой доле, И была для этого серьезная причина.
Хельга.
Книжник нахмурился, вздохнул и направился к Сенатской башне. Здесь не было мощных крепостных ворот, как в Боровицкой, Спасской или Кутафье, но имелся хорошо укрепленный пост, и дежурила здесь неизменно пара часовых. Ведь и отсюда можно выйти за пределы Кремля — через тайный подземный ход. Если верить книгам, когда-то этот ход вел к Мавзолею, чтобы члены ЦК могли проходить на трибуны прямо из Кремля, минуя Красную площадь. Давно позабылось, что такое это «ЦК» и какие функции нес Мавзолей, но ход остался, и только через него можно было безопасно попасть в развалины Форта. Развалины эти постепенно возвращали себе статус укрепления.
Форт восстанавливали сами весты. Таково уж было условие Боярской Думы: пришлый народ должен заслужить право жить бок о бок с кремлевскими. И Книжнику приходилось метаться между Фортом и Кремлем, улаживая многочисленные трения, вызванные разницей менталитетов. Впрочем, поводов к недовольству у князя и бояр было немного: весты оказались довольно покладистыми, да и строительство шло бойко. Даже несмотря на то, что работали лишь подростки да женщины. Весты знали толк в укреплениях — достаточно было хоть раз увидеть их Бункер. Но Бункер был далеко, а черты его вот — уже просматриваются в обводах восстанавливаемого Форта.
Так что сейчас Книжник спокойно направился прямиком к приземистой железной двери у подножия Сенатской башни. И был несколько ошарашен, налетев на крепкую фигуру ратника.
— Не велено никого пускать! — хмуро сказал часовой, оттесняя Книжника древком копья.
Книжник попятился, недоуменно поглядев на война. Потом кивнул и, порывшись в холщовой суме, достал скрученный в свиток княжеский ярлык. Протянув документ, пояснил:
— Вы же знаете — я поверенный по делам вестов.
— Никого пускать не велено, — не глядя на свиток, повторил часовой… — Приказ есть: ворота, ходы — все на замок. А весты твои в Кремле уже. Как прошел приказ об эвакуации, всех внутрь загнали. Может, они в убежищах, может, на подземных плантациях или еще где…
— Эвакуация? — непонимающе повторил Книжник. Быстро огляделся.
Только сейчас заметил древние чугунные пушки, притаившиеся за штабелями мешков с песком и направленные в сторону кованой башенной двери. Плотные пирамидки чугунных ядер, мешки с картечью, ряд бочонков с драгоценным порохом, на которых, разлегшись с комфортом, с бердышом в обнимку дремал здоровенный дружинник.
Раньше этого дополнительного укрепления не было. Как и подвешенного к лебедке закопченного чана для кипячения масла и вон тех новых дозорных на стене. Это могло означать только одно — подготовку к обороне. Книжник невольно присвистнул. Пожалуй, в последнее время он был слишком погружен в собственные заботы и пропустил что-то важное.
— А что случилось-то? — с совершенно детским прямодушием спросил он. — Опять нео прут?
Часовой окинул парня красноречивым взглядом. Вообще-то, мог и по шее двинуть: не положено с часовыми-то болтать. Но, видимо, воин вспомнил, за какие заслуги достался его собеседнику княжеский ярлык. Подманив Книжника грубой рукавицей, ратник коротко огляделся и сказал негромко, сквозь зубы:
— Не знаю, что там стряслось, да только тревога объявлена. На стенах дозоры усилены, и ворота опечатаны. Это не для пересказа, понял?
— Паники опасаются? — все еще с недоумением предположил Книжник.
— А ты как думал? — мрачно отозвался воин. — Полдружины из Кремля с экспедицией утопали, оборона, выходит, ослаблена. Не хватало еще, чтобы муты про то пронюхали…
— Ну ничего, — бодро сказал Книжник. — Случись что — к экспедиции и гонца послать можно.
Часовой скривился, пожал плечами, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Так ничего толком и не поняв, Книжник отправился домой.
Странно так говорить — «домой». Пожалуй, главным достижением в своей стремительной «карьере» он мог считать выделенную ему отдельную келью. Немыслимая роскошь для недавнего выпускника Семинарии! Конечно, не боярские хоромы, не княжий терем, но все же шесть квадратных метров тишины и уединения, да еще и с персональным источником света! Немногие в Кремле могли похвастать таким жильем. Плотность населения в крепости огромная, каждое помещение на счету. Не говоря уж о площадях, необходимых для сельскохозяйственного производства. Даже многоярусные подземные плантации не решали проблему нехватки пространства. Оставалось надеяться, что келью не отберут после спонтанного отказа от сана Хранителя…
Он прошел вдоль стены Сената, в котором теперь располагались помещения самого разного назначения. Одно крыло было жилым. Здесь были большие залы, в которых в веселой тесноте ютились семинаристы, и отдельные кельи Наставников. Такая же досталась и ему. Он поднялся по крыльцу, уважительно раскланиваясь с преподавателями и улыбаясь мальчишкам, которые глазели на него, раскрыв рты. Странно ощущать себя героем в глазах подростков…
Пройдя по темному коридору, оказался у низкой двери с выведенным белилами номером «117»: некогда большой зал был разбит на два уровня и разделен тонкими перегородками. Замков на дверях не было. Тем не менее Книжник насторожился, услышав легкий скрип: дверь была приоткрыта, сквозняк поигрывал тонкой фанерой. Через пару секунд, когда щелкнул кустарный выключатель и загорелся огонек светодиода, худшие опасения оправдались.
Все было перевернуто вверх дном, словно здесь бесновались черти. Проникновение в чужое жилище в Кремле — редкость. Не то чтобы людям было что скрывать друг от друга — просто не принято. Не говоря уж о том, чтобы взять чужое.
Следуя простой логике, это никак не воры. По крайней мере последнего изловили и прилюдно били кнутом на Ивановской площади лет десять назад. Да и то, по мнению многих, имел место клинический случай — обыкновенная клептомания. Здесь же рылись не таясь. И, судя по всему, искали что-то конкретное. И вряд ли это были новоявленные малолетние «поклонники». Потому как им просто не могло прийти в голову так перелопатить все его нехитрое имущество. Большую часть обстановки составляли книги. И по всему было видно: таинственные визитеры перетрусили в них каждую страницу. Впрочем, досталось и узкой койке и даже жесткой подушке, набитой опилками: они были выпотрошены, будто здесь орудовал Джек-потрошитель из забытого романа.