Во-первых, это упорное нежелание раскрыть свои цели. Можно понять недоверчивость к незнакомцам, но хотя бы какой-то намек помог бы быстрее наладить контакт с проводником. Славе было плевать на контакт, на взаимопонимание и прочие мелочи.
Во-вторых, сама его личность. Даже если он назвался настоящим именем, это не объясняет, кто он и откуда сюда заявился. Все эти непонятные наколки, странная манера поведения, какой-то непривычный говор – все это не могло не настораживать. А еще странный, смугловатый цвет кожи, явно не врожденный, а приобретенный при определенных условиях. Как же это называется? Ах, да – загар. Совершенно немыслимая роскошь в пыльных руинах Москвы.
Ну и в-третьих – его бешеная настойчивость, даже бескомпромиссность в совершенно проигрышных ситуациях. Этот парень готов был сдохнуть, но добиться своего. Можно было бы возразить: нормальная целеустремленность, желание достичь поставленной цели. Простая речь, ясный открытый взгляд – это ли не свидетельствует о чистоте намерений?
Свидетельствует. Только намерения его при всей их возможной чистоте не ясны совершенно. С таким вот чистым взглядом вполне можно желать гибели и Кремлю, и кремлевским – если этот человек искренне выступает от лица враждебных Кремлю сил.
Или же его цель еще более проста и конкретна.
Убить князя.
Это не кажется безумством, если вспомнить, что именно ищет в Кремле этот парень. Главнокомандующего, как он выразился, или князя – не имеет значения, если его тайная цель – обезглавить Кремль. Способен ли на это тот, кто представился Вячеславом? Зигфрид взвесил в уме все, что успел увидеть и оценить в спутнике.
Тяжелый, острый взгляд. Немногословность. Бесстрашие. Редкое по нынешним временам гармоничное телосложение, которое не скрыть даже мешковатым комбинезоном. И заметное для опытного взгляда умение владеть своим телом. Этот парень несомненно хорошо натренирован. Для чего? Кого сейчас тренируют, кроме воинов и наемных убийц? Сразу же в памяти всплыли зловещие татуировки. Знаки тайного клана?
Проклятье, кого же он тащит за собой в Кремль?!
Зигфрид скрипнул зубами, покосился на спутника. Тот шел чуть позади и слева. Не стоит упускать его из виду – не ровен час, получишь в спину автоматную очередь. Автомат держит умело, собака, и двигается легко, свободно. Не кремлевский ратник, конечно, но и не рядовой бродяга-мародер.
Может, человек маркитантов? Не похоже, маркитантам не с руки наводить в Кремле смуту. Их принцип – и нашим, и вашим, им стабильность нужна.
Гадать тут бессмысленно. Нужно просто держать ухо востро, а у кремлевских ворот подать страже тайный знак, да сдать подозрительного чужака опричникам. Это уж дело Тайного Приказа – докапываться до глубин человеческой души, фактов и мотивов.
Хотя – зачем здесь опричники? Им не истина нужна, им нужно признание. Там какой хочешь оговор выбьют – хоть в том, что на княжью жизнь посягнул, хоть в том, что с небес сошел и принес всем смертным спасение.
А вот кто бы действительно мог помочь – это Книжник.
– Надо бы тебе с одним моим приятелем потолковать, – сказал Зигфрид. – С Книжником.
– Это еще зачем?
– Сдается, ты сам не знаешь, чего хочешь. Идешь вроде как в Кремль, а что там князь главный – не в курсе. Глядишь, Книжник подсказал бы чего.
– А этот твой приятель – на равных с князем, что ли?
– Нет. С чего бы?
– Так о чем мне с ним говорить? – в голосе Славы прозвучал вызов.
– Однако высоко взлететь хочешь! – усмехнулся Зигфрид. – Не боишься шлепнуться?
– Мне нечего бояться, – странным голосом сказал парень. – Но вам всем бояться стоит.
– Что ты имеешь в виду?
Вячеслав не ответил, и Зигфрид ощутил недоброе.
Однако солнце клонилось к закату, и глядя на шатающегося от усталости спутника, вест решил:
– Все, здесь заночуем.
Они стояли в тени полуразрушенной эстакады Третьего Транспортного. Не идеальное место для ночлега, но лучше, чем открытая местность или затхлый дворик, в каких любят прятаться хищники и растения-убийцы.
Словно услышав его мысли в руинах раздался вой – глухой и тоскливый, оборвавшийся низким утробным рычанием.
– Нет. Не будем останавливаться, дальше пойдем… – тяжело дыша, заплетающимся от усталости языком проговорил спутник.
– Куда с тобой таким идти, да еще ночью? Не ровен час, на засаду наткнемся или в какую ловушку влетим. Два часа на сон – не меньше. Я сказал!
Спутник ничего не ответил, лишь мрачно зыркнул в своей манере из-под надвинутого капюшона и стал молча устраиваться на ночлег. Конечно, громко сказано – устраиваться. Они просто уселись друг напротив друга: Слава – привалившись к куче пыльного мусора, Зигфрид – в обнимку с мечом, опершись спиной на бетонную колонну эстакады.