Константин Юрьевич Кривчиков
Кремль 2222. Тобольск
Серия «КРЕМЛЬ» основана в 2011 году
© К. Кривчиков, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Пролог
Он видел страшную, искаженную злобой и ненавистью морду, до самых глаз заросшую густой шерстью. В ней все-таки присутствовало нечто человеческое и разумное. Но присутствовало как исчезающее или едва начинающее проступать: уже не зверь, но еще не человек.
Если бы Павел не спал, то он, конечно, сразу бы понял, что видит харю нео. Пусть в чем-то и похожую на человеческое лицо. Но ему снился сон, и поэтому он не мог ничего осознать, лишь ощущал. И только в глубине мозга невнятно пульсировало: нелюдь.
Харя нелюди то возникала, то исчезала, заслоняемая мешаниной из тел и оружия: мечей, копий, секир, дубин… И все это лихорадочное мельтешение дышало ненавистью и яростной злобой.
А потом вдруг возникла фигура – человеческая фигура в латах воина. Возникла и пропала, заслоненная все той же мордой с выпученными глазами. Огромной мордой – предки Павла сказали бы: «Во весь экран». Но Павел никогда не видел кино. Поэтому он ничего не подумал, а лишь попытался зажмуриться, чтобы избавиться от навязчивого и пугающего образа…
Не получилось. Правда, нелюдь все же исчезла и вместо нее снова появилась человеческая фигура в доспехах. Затем человек обернулся – у него были кудрявая черная борода и пронзительно синие глаза. И Павел…
Нет, в ту секунду он ничего не успел сообразить – лишь ощутил, как перехватило дыхание. А в следующее мгновение увидел, как что-то блеснуло, и из рассеченного горла человека с синими глазами брызнул фонтан крови.
Вот тогда Павел закричал: отчаянно, хрипло, с надрывом. Потом закашлялся. И проснулся, хватая ртом воздух.
Через несколько секунд Павел понял, что лежит на своем топчане. Тогда он резко приподнялся и сел, опустив босые ноги на пол. И сразу почувствовал, что рубаха взмокла от пота.
Мысли ворочались с трудом, выбираясь из вязкой тины кошмара. Тряхнув головой, он поднялся и приблизился к проему окна. На зиму створку затягивали полиэтиленовой пленкой. Но сейчас заканчивалась весна, и пленку сняли. Чего в духоте париться, если уже почки на деревьях набухли, и снег почти растаял?
Люди Тобольской Промзоны, выжившие в страшных условиях постъядерного мира, не боялись холода, ибо давно адаптировались к нему. Павла, как и других детей его поколения, с раннего возраста приучали умываться снегом и ходить по нему босиком. Вот и сейчас, когда на улице держалось немногим выше нуля градусов, он стоял у окна и не ощущал холода.
Лишь взмокшая от пота рубашка неприятно липла к телу, напоминая о кошмарном видении. И внутри неприятно подрагивало. Но если это и имело отношение к холоду, то совсем к другому. К холоду смерти, которым дыхнуло на Павла во сне. И смерть грозила не ему.
Он выглянул в оконный проем, интуитивно, не признаваясь себе в таком желании, опасаясь обнаружить отца. Не обнаружил. Тогда надел сапоги и отправился во двор. Там, по углам, лежал не растаявший снег, и зачем тратить на умывание воду, когда можно воспользоваться им?
С отцом столкнулся на крыльце.
– Встал? – спросил Корней. – А я уж собрался тебя будить. Тебе на смену скоро.
– Я помню.
– Тогда чего такой квелый? Не выспался, что ли?
– Наверное. – Павел не мог себя заставить взглянуть в глаза отца. Не мог – и все. – Я это…
– Чего?
– Это я… Да ничего, наверное. Просто не выспался.
Лицо отца напряглось. Глаза сузились.
– Просто не выспался? Или… плохо спалось?
Сын сглотнул слюну. И, продолжая смотреть в сторону, пробормотал:
– Мне это… в общем… Кошмар мне сегодня приснился.
Лицо отца совсем окаменело. Он стоял, засунув большие пальцы рук за широкий кожаный пояс, и молчал. И Павел понимал, почему молчит отец. Все обитатели Промзоны знали о том, что сыну Правителя Корнея очень редко снятся сны. Но если уж снятся, то обязательно вещие. Потому и прозвали Павла Сновидом.
Прозвище на то и дается, чтобы о человеке без лишних слов сказать: чем известен, какой из себя, чего от него ждать. К Сновиду жители Промзоны относились с настороженностью – потому что опасались его ночных видений. Ведь они всегда предвещали беду.
После того, как Павел провидел смерть матери, Корней запретил сыну рассказывать о снах. Рассказывать кому-нибудь, кроме как ему. Чтобы не пугать других людей раньше времени. Во-первых, вещий сон ведь еще правильно растолковать надо. А во-вторых…
Во-вторых, от судьбы все равно не уйдешь. Но дурные видения сыну продолжали являться, хотя и редко. И всегда затем оборачивались большой бедой.