– Ты ничего не понимаешь, старик, – взяв себя в руки, холодно произнес Книжник. – Ты не знаешь, что такое боевая дружба. Воины не бросают друзей. И даже, если тогда, за порталом осталось лишь его бездыханное тело – я верну его сюда, в Кремль.
– Да уж, неспроста люди говорят: ты и вправду – немного того… – Алхимик неопределенно помахал рукой у виска.
– Кто говорит? – окрысился Книжник.
– Это как раз не важно. Важно другое: кому, кроме тебя, нужно возвращение Зигфрида?
Книжник недоуменно поглядел на Алхимика. Этот вопрос даже не приходил ему в голову.
– Как это – кому… – пробормотал он. – Всем нам. Кремлевским.
– Он не кремлевский, – в голосе Алхимика послышались едкие нотки. – Даже став нашим союзником, он остался чужаком. Никто не ждет возвращения чужака. Так кто еще на твоей стороне?
– К чему ты клонишь?
– Он вест. А ты спросил его соплеменников – готовы ли они с той же решимостью возвращать своего лидера?
Книжник не ответил. И Алхимик словно прочитал его самые тяжелые мысли:
– А может, всех устраивает, что гордый вест не вернулся? Никогда об этом не думал? Он просто исчез – и нет проблем. Для Кремля остался легендой, для своего народа – героем. Вот и выходит: мертвый Зигфрид для всех лучше живого.
Семинарист не слушал. Просто не хотел слышать то, что разъедало душу. В одном старик прав.
Если от кого и ждать поддержки – то лишь от вестов. Должны ведь они отблагодарить своего спасителя. А значит, пора отправляться в Форт.
…На фоне Кремля Форт выглядел чужеродным телом. Как инопланетный корабль, рухнувший на Красную площадь.
И там, внутри – Хельга. Девушка, с которой они были так близки, с которой он пережил самое страшное и… самое лучшее в своей не такой уж долгой жизни.
Книжник тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Все в прошлом. Его Хельга больше не смешливая рыжеволосая девчонка, с которой можно отправиться хоть в огонь, хоть в воду. Жизнь меняет все, переворачивает с ног на голову. Теперь она – глава своего народа. По крайней мере, пока не подрастет смена пропавшему лидеру, Зигфриду, перспектива спасения которого становилась все более и более туманной. А значит, никаких прежних отношений между ними быть не может. Это он, несмотря на все свои заслуги – все еще сопливый выпускник кремлевской Семинарии.
А она – настоящая женщина. Твердая, как сталь. Мать своего народа. У вестов взрослеют быстро. И в своих обычаях они не знают компромиссов.
Его вдруг как ледяной водой окатило.
А что, если все дело – именно в этом?! Не в дружбе, не в долге, не в чести – а только в том, что Хельга оставила его, приняв вовсе не женскую роль лидера?! При отсутствии в Форте взрослых мужчин кому-то нужно было это сделать. Неудивительно, что всю ответственность взвалила на себя самая лучшая, самая смелая…
Его Хельга.
Неужели все объясняется так просто – и так жалко? Неужто все дело просто в его, Книжника, ревнивом эгоизме? И вся его зацикленность на возвращении Зигфрида – просто неосознанный способ вернуть все на свои привычные места? Зигфрида – в Форт, себе – девушку?!
Прочь предательские мысли! Нужно просто войти и сказать то, что необходимо. Когда возникают сомнения, есть лишь один способ не поддаться им – действовать.
Попасть в Форт не так-то просто. Весты – мастера фортификации. Стены тщательно скрывают тайные входы. Даже этот неровный камень напоминает о Зигфриде – именно он автор замысловатой конструкции, в глубину которой не проникнуть непрошеным гостям. Ни дверей, ни окон, даже бойницы тщательно скрыты в неровном камне. Но семинарист здесь не впервые. Надо только найти, где прячется служащая дверью каменная плита. Нажать нужную комбинацию незаметных выступов – как цифровой код на сейфе.
Гулко стукнуло, загудело. В стене появился темный проем, в котором возник опасного вида силуэт. Глубокий женский голос произнес:
– Проходи. Она ждет тебя.
…Странно было смотреть на Хельгу, сидевшую в высоком каменном кресле, среди кожаных подушек и гобеленов, еще больше подчеркивающих статус хозяйки. Зал для приемов нарочно устроен подобным образом – гость должен ощущать свое зависимое положение, робость. Надо отдать хозяевам должное: этим приемом весты не злоупотребляли. Во всяком случае, Книжнику не доводилось видеть Зигфрида на этом массивном каменном стуле, предназначенном для главы народа. Да и в этот зал Книжник попал впервые.
Зрелище впечатляло, вгоняя в трепет, невольно заставляя склониться в поклоне. Книжник с трудом преодолел в себе невесть откуда взявшееся плебейское чувство. Дело даже не в том, что кремлевскому не подобает склонять голову перед кем бы то ни было, кроме собственного князя.