шь на улице Вавилова. – Дядя Никифор указал пальцем на точку, отмеченную на карте. – Потом пойдешь по красной линии, конечная точка – дом того старика, кстати имя у него странное – Хранитель, что он там хранит тебе, как раз таки и предстоит узнать. - Ты думаешь, он еще жив? – Усомнился я. - Я уверен, а иначе – Крепость падет. – Ответил он. * * * Дядя Никифор проводил меня до входа в подземный тоннель, оказалось, что он располагается не далеко от главных ворот. Никифор освободил ножом от дерна небольшой пятачок земли, и я увидел металлическую пластину с двумя ручками по краям. - А ну, взяли! – Поднатужившись, мы откинули люк, и сразу же в нос ударил запах сырости и плесени. - С богом! – Дядя Никифор пожал мне руку, и я полез вниз по вбитым в бетон скобам. Спуск был недолгим, высота оказалась всего метра четыре. Скобы, державшиеся на одном честном слове, все же выдержали мой вес, и спустился я благополучно. Сверху послышался звук захлопнувшегося люка, и в тоннеле стало так темно, что я грешным делом подумал, что ослеп. Странным было отсутствие светящегося мха, обычно растущего в любых подвалах, поэтому руке оказался жутко дефицитный динамо-фонарик, и я пошел вперед. Тоннель представлял собой длинную бетонную кишку без ответвлений, кое-где бетон раскрошился, и из-под земли пробились деревца. Тишину тоннеля нарушал только звук моих шагов и шипение динамо-фонарика, но вдруг чуткий слух уловил еле слышное шелестение. Я стал крутить головой, ища источник звука, который быстро появился в поле зрения. Это был надвигающийся на меня сзади ковер, состоящий из серебристых маленьких тел. Стальные сколопендры! Колыхать твою рать, откуда же они вылезли!? Тут я вспомнил небольшие отверстия в стенах, до такой степени маленькие, что я не придал этому значения, а стоило бы! Искатель называется! Если буду и дальше таким невнимательным, то и до проспекта Революции не дойду! Ругая себя и так и эдак, я рванул в сторону выхода, надеясь, чтоб его не завалило, и… чуть не врезался в дерево! Дерево шириной в два моих обхвата почти полностью перегораживало тоннель. Только слева был небольшой проход, в который я, не долго думая, просунул рюкзак и ППШ, а затем еле-еле пролез и сам (кормят нас в Крепости отлично!), моему взору предстала мощная железная дверь с огромным засовом. Засов поддался со второго раза, а вот дверь, как я ее не толкал, открываться не хотела, шелест миллионов маленьких лапок слышался все ближе и ближе. Разогнавшись, я врезался плечом в дверь, и (о да!) она приоткрылась. Не обращая внимания на боль в плече, я еще раз толкнул ее и, наконец, вывалился в какой-то вонючий подвал. Напрягшись, мне удалось закрыть дверь, и я присел на кирпич отдышаться. Фух! Еще немного и стал бы ужином для сколопендр – такого и врагу не пожелаешь: за секунду обглодают до костей, и останется от неудачника белоснежный скелет. Теперь я понял, почему дверь открылась не сразу, дело было не только в заржавевших петлях, но и в том, что дверь была спрятана от любопытных глаз слоем кирпича, от времени, почти осыпавшийся, что сыграло мне на руку. Так, а что же мне теперь делать. Вход я замаскировать не мог. Нет, конечно, кирпич я закладывать умел, научился в свое время – мужик я, аль нет! Но бежать к маркитантам за песком и цементом, в Крепость за шпателем и к водохранилищу за водичкой, по определенным причинам я не мог. Но как допустил такую оплошность дядя Никифор – ума не приложу, он всегда просчитывал все на десять шагов вперед (профессия дипломата обязывает). Пришлось самого себя убедить, что все так как и должно быть, умнее старого друга отца я себя не считал. Хоть такие слова как вера и надежда и канули в лету одновременно с первым расцветшим грибом ядерного взрыва, мне все же приходилось верить и надеяться, что все идет по плану, как поется в одной древней песне, которую я как-то слышал, сидя в трактире Ивана Калеки. Отдышавшись, я пошел вверх по лестнице, готовый стрелять на любое движение, но, к счастью, никаких движений не было. Аккуратно выйдя под звездное небо, я двинулся в сторону улицы Ленина, часа за два мне надо было дойти до убежища маркитантов, а там уже сделать привал и перекусить. В развалинах справа раздался вой крысособаки – вот этого мне еще не хватало! Колыхать твою рать, какой я удачливый – за полчаса сначала сколопендры, а теперь и крысособаки, очешуеть! Если их много, то меня не спасет ни ППШ, ни умение виртуозно махать мечом. На дорогу выскочила серая тварь и зарычала, обнажив белоснежные клыки. Если она ведет себя так смело, то за ней стая. Плохо, плохо, очень плохо! На дорогу стали выходить другие крысособаки: десять, двадцать… на четвертом десятке мне надоело считать, и я принялся активно шевелить мозгами – что же делать? Тем временем стая потихоньку приближалась ко мне. Шевелить мозгами времени не оставалось, еще немного и схарчат меня крысопсины, даже ведь не подавятся, сволочи! Выпустив длинную очередь по передним рядам наседающих мутов, я рванул в сторону полуразрушенного дома. Дверь подъезда отсутствовала, как и дверь первой квартиры, именно туда я и залетел на полном ходу. Деревянный пол застонал под моим весом, не испытывая его на прочность, я попросту рыбкой выпрыгнул в окно. Но даже за секунду пребывания в квартире, мне удалось заметить царившее там запустение, виной которому не искатели, пустота здесь царила задолго до действий крепостных искателей. Даже под угрозой радиационного поражения, люди в первый же день поддались зову своей алчности и, захмелев от вседозволенности, стали утаскивать из опустевших квартир все, что было утащить, то, что в спешке забыли люди, покидающие свои жилища. В этом вся сущность человека, проявляющаяся лишь тогда, когда ему угрожает гибель – даже самому законопослушному гражданину «срывает крышу» от обилия ничейных богатств – инстинкт, заложенный матушкой природой, и ничего с этим не поделаешь. Адреналин погнал меня прямо по улице, разноголосый лай, раздававшийся за спиной, только придавал мне сил. Добежав до улицы Ленина, я сильно устал – будь ты хоть трижды двужильным, а, неся на себе столько килограммов поклажи, долго с такой скоростью не побегаешь. Впереди обозначилась высокая баррикада. Я невольно притормозил – баррикада? Откуда? Владения маркитантов начинались гораздо дальше, тогда кто мог это сделать? Моим размышлениям помешали крысособаки – серый мутант уже бежал на меня, готовясь к прыжку. Но прыгнуть он не успел – ППШ несколько раз дернулся в руках, и псина с пробитой головой распласталась на асфальте. Ее место заняли уже трое мутантов. Выпустив еще пару коротких очередей, я перевалился через баррикаду и… нос к носу столкнулся с нео! Конечно, кто еще мог перегородить улицу?! Обезьян, по всей видимости, был не удивлен моим появлением – конечно, от меня же шума, как от жука-медведя в брачный период! Мутант коротко, без замаха, заехал мне лбом в переносицу… точнее – заехал бы, если бы я не кувыркнулся в сторону, одновременно выхватывая пистолет из кобуры. Прогремел громкий выстрел, и мутант рухнул на землю, расплескивая скудное содержимое черепа. Мощное оружие! Такого я не ожидал, да ПМ с моим новым пистолетом и рядом не валялся! Восхищаться было некогда: сзади скоро появятся крысособаки – вон уже слышно, как они карабкаются по поверхности баррикады, а спереди скоро появятся нео. Я скользнул в переулок между домами, собираясь обогнуть по дуге это место, но вновь не удалось – проклятые нео перегородили мне путь. Назад поворачивать было поздно, и я вскинул ППШ, оставшихся патронов хватило на две короткие очереди, которые не причинили приматам почти никакого вреда: одному нео перебило локтевой сустав, а другому всего лишь отстрелило ухо. Теперь в дело пошел пистолет: первый выстрел превратил голову однорукого нео в кашу с кусочками черепной коробки, а вот второго выстрела уже не было – кусок кирпича, выпущенный из пращи меткого нео, выбил пистолет из руки. Следующее, что я почувствовал, это сильный удар по голове, а последнее, что увидел – быстро приближающийся к моему лицу растрескавшийся асфальт… Голова гудела так сильно, как будто в ней поселился рой земляных пчел, а в рот словно насыпали песка. Глаза открылись раза с третьего, и я увидел сидящего передо мной огромного нео. Рванувшись к нему с непреодолимым желанием рвать этого ухмыляющегося урода голыми руками, я почувствовал, что мои руки, как и ноги, связаны. Нео мерзко захохотал: - Зрря старраешься, хомо – в клане Нурргов умеют связывать будущую жрратву. В бессилии я плюнул обезьяну в рожу, но, к сожалению, плевок не долетел до цели. Нео снова расхохотался: - С харрактерром – у таких печень очень вкусная! - Подавишься, волосатый вонючий примат! - С ненавистью прорычал я. - Это ты зрря, Великий Нуррг обид не пррощает. – Глупая ухмылка сошла с его морды, ее заменил звериный оскал. – Ты будешь плохо умиррать – Великий Нуррг лично выпотррошит тебя и снимет твою жалкую шкурру! Нео поднялся на ноги и с чувством собственного достоинства удалился. Теперь у меня было время осмотреться, хоть и немного – пока не вернется высокомерный Нуррг с разделочным ножом и непреодолимым намерением «выпотррошить» меня словно хоммута, но не лежать же мне деревянным истуканом – нужно что-то придумать, чтобы выкрутиться из этой неприятной ситуации! Находился я в небольшом подвале обычного трехэтаж