Пригляделся я, охнул. Голова не ошибся — рядом с нео топали Сто шестой и Сто девятый. Морды вроде почти одинаковые, волосы на башке квадратом растут. Рука, которую я сломал Сто шестому, уже шевелилась нормально. А вот шея у Сто девятого была маленько набок, ага, точно он прислушивался к чему-то. Ихний командир Сто второй отвалил в сторонку с седым нео, они там копались в мешках. Вот ведь друг у меня умный, я бы издалека вояк точно не различил, уж больно они похожи!
— Теперь пошли, прямо по их следам, — скомандовала Иголка. Отвязала одно березовое полешко, прикрутила к нему веревку и замахнулась. Полено отлетело за границу красноватой тучи. Туча клубилась у самой земли, там внутрях словно что-то шевелилось. Туча вытянулась влево и вправо, хрен обойдешь.
— Хорошо, — обрадовалась Иголка, вытянув назад полено. — Вон, немножко только прожарилось. Пробежим, если никого не встретим.
Ну чо, побежали мы. Ясное дело, без милой моей колдовки я бы в жизни сюда не сунулся. Кому на Факеле расскажи — не поверят, что опытный охотник сам по дурости в Поле смерти влез.
Ну чо, особо страшного внутрях ничего не случилось. Хотя я не разглядывал. Дышать только перестал, и рыжий тоже не дышал. Как пупырь надулся, ага, едва глазья на щеки не выпали, мешки подхватил и вперед меня чешет. Внутри небо стало тоже красным, пепел казался не серым, а белым, что ли. А еще тут казалось теплее, и воздух ползал туды-сюды. А может, это вовсе не воздух ползал, чо-то мне об этом думать не хотелось.
Побежали до зарослей борщевика, где обезьяны крюк дали, ага. Потом взад до стены, их следы на пепле отлично было видать. Сбоку от следов песок воронкой осыпался, ешкин медь, закрутит в такую — и конец! Из дряни выкатились, ага, я полной грудью задышал, едва от гари не скрючился. Ну чо, забор тут — одно название, давно под пеплом похоронен. Ближний к нам корпус до половины засыпало, а может, и выше — не поймешь, сколько было этажей. Здание треснуло, в щели тоже песок набился.
— Скорее, за нео, — подгоняла Иголка.
— Дай передохнуть, — разнылся Голова. — Славка-то здоровый, а я человек умственного труда, я с двумя пудами за спиной бегать долго не имею радости, уфф!
Хотел я рыжему нос в щеки вбить за такие притворные слова, да вовремя вспомнил, что он месяц с заразой кладбищенской боролся и вправду ослаб. Забрал я у него тогда аркебузы и обе фляги с водой за спину закинул, хотя рыжий и упирался. Но больше взять не могу, иначе сам завою.
Пробежались маленько до угла, где обезьяны скрылись. Над углом кое-как читалась надпись, что-то про взвешивание, со стрелочкой. Совсем мне тут не нравилось, аж волосья на спине дыбом встали. Цеха красные, облезлые, окна узкие, все в пепле, зола на два пальца толщиной лежит, в камень плотный сбилась. И снова вроде вздыхает кто-то, горько так, завыть в ответ хочется.
— Нео могут ошибаться, — повторила на бегу Иголка. — Они глупые, но…
— Храни нас Факел, это еще что?
Рыжий воткнулся мне в спину, едва не повалился, вовремя я его поймал. Иголка отскочила от угла назад. Там был широкий двор, или проезд что ли, как лучше-то сказать. Сверху поперек висели стальные балки. Посреди прохода высился какой-то агрегат, наполовину сгнивший. Следы обезьян вели в обход агрегата, вдоль ряда ворот. Мне вовсе не понравилось, что ворот в красном здании много, ешкин медь, и что за каждыми — темнота. Но еще меньше понравилось то, что плясало сразу за углом.
— Не машите руками, тихо обойдем, — Иголка аж побелела, я ее такой нервной до того не видал.
— Может, переждем? — икнул рыжий. — Оно же… там же внутри…
— Я же сказала, нео часто ошибаются, — скорчила рожицу Иголка.
Маленькое Поле смерти вовсю обедало. Самое поганое, что обезьян внутри был до сих пор жив. Мне его маленько жалко стало, что ли. Лучше уж себе кровь выпустить, чем такое терпеть. Видать, перед тем как лезть в Поле, обезьян нарочно разделся и отдал дружкам оружие. Стало быть, сам себе участь выбрал. Обезьян был жив, но походил на себя все меньше.
Он пузырился. Ноги у него как-то странно подогнулись, казалось, что вся туша расползается, прямо как тесто у мамани. Шерсть с него вылазила, зубы выпадали, глазья слезились. Кажется, он нас заметил сквозь темный дым, ага, даже башкой подергал, но тут же сник. Там, где отвалилась шерсть, сквозь голую кожу вылезли вены, мышцы обвисли, стало видать, как вздуваются легкие. Нижняя челюсть, которой нео легко щиты патрульным перекусывают… его нижняя челюсть развалилась, зато вместо нее на шее отворились черные щели…
— Жабры, Славка, жабры у него, — задергался Голова.