— Может, и так, — не стал спорить Зигфрид. — Нам-то без разницы, как оно устроено, — лишь бы действовало, раз уж проглотил эту дрянь. Да только проходит время — и дохнет воин. Что-то ломается в нем. Может, эти твои… наноботы дохнут по какой-то причине, не знаю. Была бы победа в Последней Войне — были бы и жертвы оправданны. А принимать снадобье без крайней нужды — значит лишить Бункер воина. Хотя и такое случалось… Вот и получается, что снадобье есть — да бесполезное оно.
— Зачем же ты принял эту… Капсулу смерти?
— Затем, что я последний из воинов. А значит, должен биться один за всех погибших братьев. Нет у меня другого выбора, надо все шансы использовать — даже если они ничтожны.
Книжник попытался представить себя в такой ситуации — и не смог. Уж больно жуткий выбор представлялся ему. Хотелось бы верить, что он тоже так сможет — если придется выбирать между своей жизнью и жизнями близких людей.
— И сколько… осталось тебе? — с трудом спросил Книжник.
— Не знаю. Может, неделя, может, две.
— Как же ты собирался служить князю?
— Об этом я не подумал. Да, нехорошо получилось бы, если б подвел я ваших. Но куда хуже будет, если я подведу своих.
Книжник подавленно молчал. Просто не находил слов, что следовало бы сказать в такой ситуация. Это заметил и Зигфрид. Рассмеялся, похлопал спутника по плечу:
— Чего такой бледный? Ты-то еще поживешь! Да и я от души повоюю, а как почую близость смерти — устрою себе веселый уход. А что может быть для воина лучше, чем славная битва?
— Нуда, конечно… — с сомнением пробормотал Книжник.
— Ну а, поскольку времени у меня мало — не время прогуливаться. Пора и поторопиться.
— А ты по-нашему лучше говорить стал, — заметил семинарист. Так — чтобы сменить тему. — Уж совсем как кремлевский речь держишь.
— У предков наших другой язык был — английский, — сказал вест. — Да забылся он. Много народов перемешалось, пока не появились весты. И взяли, как видишь, язык врага…
Книжник посмотрел на Зигфрида исподлобья.
— Бывшего врага, — поправился вест. — На одной земле живем, как-никак. И все вроде как люди.
«Вот именно что „вроде как“», — подумалось Книжнику. Вспомнил он злобных, косматых нео, жутких шамов да металл под кожей у Зигфрида. Страшные вещи сотворила с человеком Последняя Война. И последствий ее не расхлебать и сотне поколений…
Сделав изрядный крюк, вышли на прямой путь к Бункеру. Книжник сверился со схемой в блокноте, с воображаемой картой. Получалось, что бывшее американское посольство, превращенное вестами в крепость, уже неподалеку. Книжник невольно прибавил шагу. Да только Зигфрид остановился и спутника удержал за пояс со словами:
— Стой! Не видишь — здесь оно…
Книжник поначалу не понял, о чем говорит союзник. Смотрел во все глаза, но видел только подбитого еще в незапамятные времена охранного робота типа «Rex». Машина лежала в груде кирпичных обломков, задрав кверху чудовищные лапы со сточенными, подернутыми окислами победитовыми «когтями». Но, переместив фокус зрения чуть дальше, присмотревшись внимательнее, увидел.
Оно было почти таким, каким его рисовало воображение. С призрачной границей, которую выдавало лишь неровное движение воздуха да редкие электрические всполохи. Этой своей тонкостью, призрачностью, кажущейся безопасностью оно и подманивает жертву. Есть у него и другие приемы — хитрые, мудреные и каждый раз новые. Оттого и место это гиблое, оттого и зовут его просто и ясно.
Поле Смерти. Страшный, неописуемый коктейль из радиации и новых, неизвестных до Последней Войны излучений. Говорят, после той страшной войны, с ее жутким, немыслимо убийственным оружием, даже радиация со временем стала мутировать. Во всяком случае, за этой почти неосязаемой границей на живые организмы действуют совершенно непонятные излучения. А может, и не излучения вовсе, да только такие жуткие силы, что выворачивают существо наизнанку, умудряясь даже из монстра сделать еще более страшное чудище. И ладно бы одно оно было, Поле Смерти, да только развелась их тьма-тьмущая, и все они разные, и убивают-уродуют по-всякому — никакой фантазии не хватит, чтобы предположить, каким свойством обладает то или иное Поле.
Вот и про это — ничего не известно, кроме того, что оно огромное, на несколько кварталов раскинувшееся, да еще того, что сгинули на нем все воины-весты, а расхлебывать все придется одному-единственному, чудом в живых оставшемуся, да еще неопытному мальчишке в придачу. Семинарист пристально вглядывался в даль, пытаясь там, за руинами, разглядеть Бункер. Но громадное Поле захватило несколько кварталов, отхватив изрядный кусок легендарного Садового кольца, за которым притаилась загадочная крепость вестов.
Садовое кольцо… Неужели он увидит его — древнюю полосу обороны, легендарный Последний Рубеж, символ героической битвы защитников Москвы против полчищ бездушной вражеской техники? С раннего детства вставали перед глазами эти картины: прущие в сторону Кремля армады бронированных монстров, от которых, как горох, отскакивают снаряды; вкопанные в землю танки и установки залпового огня — последняя опора обороны; отчаянные, почти безнадежные броски пехотинцев с ручными гранатометами, огнеметами и обыкновенным стрелковым оружием. Сердце наполнялось негодованием и ненавистью — к ним, предкам Зигфрида, выпустившим смерть на эту землю. Оттого и вражда, оттого и давнее, плохо преодолимое недоверие. Ведь дальше было только хуже: с тяжелым сердцем оставляли люди эти места, отступая все ближе и ближе к Кремлю. Не сдав позиции в ту кровавую Последнюю Войну, люди вынуждены были оставлять этот рубеж вследствие зашкаливавшей радиации, ледяного холода ядерной зимы, под предательскими ударами сбивавшихся в банды мародеров.
Книжник мотнул головой, выходя из задумчивого оцепенения.
— Не ушло, значит, — кисло проговорил он. Огляделся тоскливо, поежился. — Ну и что делать будем?
— А что тут поделаешь? Пойду я. Глядишь, поможет Капсула смерти — не сдохну от излучений и от тварей внутри отмашусь. Может, и прорвусь.
— Прорваться-то, может, и прорвешься, — возразил Книжник. — А женщин своих с детьми — тоже через Поле потащишь?
Вест промолчал. Опустил голову, глядя вдаль хмуро, исподлобья.
— Да и не дойдешь ты, — рассуждал Книжник. — Если все твои там сгинули — как же ты один пройдешь, без помощи? Себя я в помощники не предлагаю. Я эту капсулу не глотал — через десять шагов облезу, кишки выблюю да издохну. Разве что…
Книжник полез в суму, принялся копаться в берестяных листах и холщовых мешочках. Достал один, развязал, заглянул. Сказал с сомнением:
— Вот — есть и у меня снадобье. Сам по книгам делал. Да только проверить пока не довелось. Никто из наших до сих пор с Полей Смерти не возвращался, а испытывать на себе не хотелось бы…
Зигфрид не слушал. Он ходил взад-вперед вдоль незримой границы, неотрывно глядя куда-то в глубину этого тонкого марева — точно беспокойный зверь на цепи. Кулаки его сжимались, взгляд становился все мрачнее. Еще немного — и он бросился бы туда, в этот призрачный ад, наплевав на самоубийственную бессмысленность своего поступка.
Книжник наблюдал за Зигфридом — и словно не видел его. Сидя на пыльных камнях, он думал — лихорадочно, напряженно — словно усилием воли возможно разрешить неразрешимую проблему. Как стать невосприимчивыми к излучению? Как обрести защиту от воздействия Поля Смерти — ту, которой нет и не может быть у человека?
— Защита… — бормотал Книжник, обхватив голову, тихо покачиваясь взад-вперед, будто загоняя себя в транс. — Защита, которой нет у человека… у человека нет защиты… А у кого она есть — защита?
Взгляд хаотично блуждал по округе. Руины, искореженный металл, опять руины, ржавая, простреленная конечность дохлого био и снова руины, и снова проклятая нога чертова дохлого робота…
— Робота… Нога робота… — лихорадочно пробормотал Книжник. — Защита, которой нет у человека…
Взгляд его остановился, обрел осмысленность. В глазах засветилось понимание, на лице появился совершенно неуместный восторг — от сумасшедшей, совершенно дикой идеи.