– Здравствуйте. Вы, конечно, понимаете, кто я, откуда и почему пришел именно к вам, – так начинался каждый разговор.
Далее все беседы Соколов проводил один на один. Уставал как черт. Денежные ресурсы той кампании были весьма ограничены. Ни о каком насилии не могло идти и речи, и потому усталость только накапливалась. Достоверно известно, что уже через два дня у парламентской комиссии, которая занималась «золотым» делом, осталось очень мало претензий к президенту, зато количество претензий к премьеру возросло в разы.
«Голожопый» ролик начали демонстрировать на пятый день. На шестой депутаты неожиданно начали обвинять премьера в антироссийской политике. К исходу первой недели на ошском рынке Бишкека заговорили о том, что Россия очень недовольна политической заварухой и готова поддержать президента и только ему, президенту, даст денег. Обывателям стало известно, что «человек Ельцина», который ходит только в черном, очень суров, но умен и без дела не ругается. Когда началась вторая неделя, ни у кого не оставалось сомнений, что президента следует поддержать в его неравной борьбе с дармоедами из жогорку кенеш и вором-премьером. На десятый день премьер подал в отставку. Соколов встречался с ним на девятый. Как неловко шутили его коллеги, по системе улучшенного Стендаля. Что это значило, теперь можно лишь гадать.
– Хорошо ты поработал, Сережа, приезжай еще, – сказал президент, подливая себе коньяку. – Жаль, что не пьешь. Но я понимаю, профессионал.
– Спасибо. В Москве тоже очень довольны тем, как все разрешилось, – ответил Соколов.
– Да, я знаю. Говорил сегодня с Борисом Николаевичем. Он просил тебе привет передать.
Соколов вздрогнул. Когда он соглашался на эту работу, друг-журналист, предложивший ее, о Ельцине ничего не упоминал. Не мог упоминать, ведь вся эта история с Киргизией нарисовалась совсем случайно. Но не мог же Ельцин, в конце концов, признаться другому президенту, да хоть и киргизскому, что он не в курсе происходящего. Осуществляются мечты, сказал бы кто-то не очень искушенный. Мысли материальны, подумал бы кто-то суеверный. Соколов же тогда вывел для себя Первый закон конвертации понтов, который гласил, что понты, умело предъявленные на высшем уровне, понтами больше не являются. А являются качествами, которые не подлежат далее никакому сомнению.
– Ну, ты тоже кланяйся Борису Николаевичу при случае. Если я его раньше не увижу, – напутствовал теперь уже навсегда сертифицированный и заслуженный политтехнолог Соколов главного киргиза.
Перед отъездом в аэропорт, когда вся президентская челядь вышла проводить дорогих гостей, Соколов поинтересовался у товарища полковника Кирибеева:
– Уланбек, а где Усубалиев?
– На заднем дворе стоит, – ответил удивленный полковник, протягивая коллеге Соколову принесенную на прощание трехлитровую банку меда.
– Поставь его на место, товарищ полковник. Не надо историю забывать. Да и фонит он несильно.
Бюст Усубалиева на заднем дворе благодарно вздрогнул, и густая бронзовая слеза упала на родину героя.
Среднее звено, или Как телевидение становится телебачинием
Маленький щуплый человек одиноко продвигался к выходу из зоны прилета аэропорта «Шереметьево». Сутуловатый и неказистый, он был как будто не нужен сопровождавшим его на уставном расстоянии дюжим хлопчикам в мешковатых костюмах неопределенного цвета. Он даже и не начинал еще примеривать на себя образ будущего президента Украины. В этом новом мире политических интриг, выборов, пиара, телевизионных войн ему было, мягко говоря, неуютно. После многочисленных совещаний с сонмом явившихся невесть откуда соратников, консультантов, политтехнологов Леонид Данилович и правда чувствовал себя кучмой, которую случайно оставили на лавке во время украинской свадьбы. Кто не знает, кучма – это та самая мохнатая казацкая шапка. Правда, казаком будущий президент никогда не был, а настоящим украинцем только становился, усиленно налегая на «мову». Зато сало и горилку он уважал всегда и славился почетным среди настоящих партийцев умением «держать стакан». Для лидера нации это, может быть, маловато, но для директора «Южмаша», который исправно давал стране угля в виде стратегических ракет, это было очень ценное качество. Как и для заядлого преферансиста, каковым Данилыч слыл еще со студенческих времен. Здесь в Москве все должно было проясниться. Юра Шафраник (конечно, с ведома Виктора Степановича Черномырдина), который хоть и помоложе, но тоже из советских хозяйственников, обещал прислать хорошего хлопца, с опытом. Хлопец уже ждал. По отработанной моде он был во всем черном. Только на лице Соколова на этот раз читались не надменность и тайное знание, а наглость вперемешку с радушием. Такое выражение лица было Кучме знакомо – оно бывало у инспекторов ЦК и хозяев домов, где любили «расписывать пулю». Нормальное лицо, понятное. После рукопожатий и представлений нырнули в неприметную, но мощную иномарку.