— Он очень занят. Позвоните Воропаеву.
Пробормотав что-то невразумительное, Славский положил трубку. Похоже, ее контакты с новоявленным императором закончились. Ирочка не сомневалась — больше он не позвонит. Но три бумаги, полученные от Славского, она решила сохранить на память. Не каждый день встретишь авантюриста такого уровня.
Дверь открылась, вошел режиссер знаменитого театра.
— Здравствуйте, — растягивая гласные звуки, напевно произнес он. — Александр Сергеевич свободен?
— Нет, — выговорила Ирочка, лихорадочно соображая, что делать. Режиссера не было в списке посетителей. — У него совещание. Уйма народа. Я сейчас…
Она кинулась к Виктору Петровичу. Тот печально вздохнул, услышав о новой проблеме, поднялся из-за стола.
— Будем спасать ситуацию, — пробормотал он.
Увидев его, режиссер тотчас протянул руку, заговорил.
— Виктор Петрович, дорогой, надо с ним увидеться. Мне будет достаточно пяти минут. Какие-то пять минут могут спасти отечественную культуру. Я вас прошу.
— Я попробую, но ничего не обещаю. В любом случае, надо подождать.
Режиссер устало рухнул на диван, однако уже через несколько секунд принялся легонько стучать ладонями по коленкам, обтянутым добротными брюками. Билась в нем какая-то неуемная энергия, искала выхода. Поморщился, думая о своем, глянул на Виктора Петровича:
— Представляете, минувшей ночью какие-то сволочи все кнопки в лифте сожгли. Домофон испорчен, вот и творят, что хотят. Поймал бы, лично убил. Вот этими руками. — Он продемонстрировал холеные руки.
— Это повсеместно. — Виктор Петрович невесело вздохнул. — Окна побиты, или загажены лестницы. И с кем ни поговоришь, все жалуются. Увы.
Режиссер вскинулся:
— Все от бескультурья. И вот что я скажу: пока этот народ бескультурен, он будет жить в дерьме.
— Но пока он живет в дерьме, он будет бескультурен, — осторожно заметил Виктор Петрович.
— Значит, он всегда будет жить в дерьме, — весело заключил режиссер.
Ирочку занимал их разговор, хотя она и не понимала, кто из них прав. После некоторой паузы режиссер мечтательно проговорил:
— Чем дольше живу, тем меньше понимаю, зачем все и в чем смысл жизни? Рождаешься дураком, дураком и умираешь.
— Что вы так мрачно? — попытался успокоить его Виктор Петрович.
— Правда-правда, — заверил режиссер. — Вот вы разобрались, зачем мы живем?
Виктор Петрович замялся:
— Ну… чтобы пользу какую-то принести.
— Кому?!
— Людям.
— А нужна им она, эта польза? Прогресс с цивилизацией устроили. А может, надо было душу совершенствовать?
В это время дверь в кабинет открылась, начали выходить участники совещания. Приемная вновь наполнилась голосами. «Какие они шумные, эти представители общественных организаций», — заключила Ирочка.
Виктор Петрович проскользнул в кабинет. Режиссер, остававшийся на диване, состроил ангельское лицо. Ирочка последовала за Виктором Петровичем. Ей было необходимо привести кабинет в порядок — поставить на место стулья, убрать пустые чашки.
— А чего он пришел? — удивленно спрашивал Александр Сергеевич. — Мы не договаривались.
— Не знаю, — отвечал Виктор Петрович. — Какое-то срочное дело. Очень просит. Клянется, что ему хватит пять минут.
— Знаем мы эти пять минут… Пристанет как банный лист. Ладно. Не выгонять же его.
Начальник сам отправился к корифею. Ирочка слышала радостные возгласы. Потом они вошли в кабинет, устроились на креслах. Забрав чашки, она удалилась.
Разговор начальника с мэтром затянулся на полчаса. Он длился бы дольше, если бы Ирочка не напомнила несколько раз Александру Сергеевичу о следующем посетителе, который был записан и прилежно ждал, устроившись на диване. Режиссер удалился, весьма галантно попрощавшись. Оставшись в одиночестве, Ирочка размышляла о том, как помочь Дмитрию Сергеевичу сделать следующий шаг. И тут зазвонил внутренний телефон. Неприятное ощущение охватило Ирочку.
Она не ошиблась — это звонил полковник. Потребовал, чтобы она явилась к нему. Немедленно. Ирочка вызвала Елену Игоревну.
Чего он теперь хочет от нее? Когда это кончится? Выходит, ее обращение к Воропаеву и Гаврикову не помогло? Что еще нужно сделать, чтобы он отстал?
На выходе ей опять попался тот же охранник, худощавый, рыжий. Глянув на ее удостоверение, он проговорил негромкой скороговоркой:
— Может быть, все-таки встретимся?
Она не удостоила его ответа. Холодный, насмешливый взгляд, и все. Нечего приставать к ответственному работнику.
Полковник встретил ее пренебрежительным выражением на лице, указал на кресло по другую сторону стола. Помолчал, потом глянул на нее пристально: