Одна женщина привлекала его. Он удивлялся ее светлой доброте, ее отзывчивости. Если она могла помочь кому-то, она помогала. Без всяких задних мыслей, без ожидания ответной услуги – он видел это. Он мог видеть. Она часто улыбалась грустной, исчезающей улыбкой, от которой ее светлое лицо становилось особенно беззащитным. Муж бросил ее с двумя детьми. Она и сама не поняла почему. Увлекся другой – значит чего-то ему не хватало, несмотря на ее старания; что-то она упустила. Она ругала себя.
Он любил смотреть, как она работает. Сколь старательно и легко делала она свое дело: изучала документы или правила текст. Тогда отступали мысли о детях, об ушедшем супруге, о будущем, которое было сокрыто от нее, которое вызывало гулкую тревогу. Она делала все с той веселой аккуратностью, на которую способны только женщины.
Потом разболелся ее старший ребенок, пятилетний сын. Всерьез. Дошло до больницы. Анализы были плохи. Непоседливый мальчик лежал тихо. Она не могла заставить себя работать. Мысли ее метались. Она не могла сидеть за столом. В нее будто вселилась неусидчивость сына. Как тревожны были ее глаза.
Он видел, чего она боится. Но он-то знал, что диагноз ошибочен, что все пройдет, мальчик выздоровеет. Она изводила себя, и ему тяжело было видеть это. Он хотел помочь ей.
Однажды она сидела в своей комнате до позднего вечера, отрабатывая проведенное в больнице время. В здании почти никого не осталось, большой дом присмирел, успокоился. Он смотрел на нее и думал: как ей сказать? Свет ламп на потолке был ярок. Он мешал. Безжалостный, пустой свет.
Он дождался, когда она поднялась, собрала сумку, взяла из холодильника продукты, надела пальто. Он знал, что она спустится на первый этаж по лестнице, той, непарадной, что скрыта за обычной дверью. Когда нужно было спуститься, она не пользовалась лифтом. Там, на лестничной площадке, ему не будет мешать яркий свет – по вечерам горит лишь дежурная лампа.
Тяжелая дверь, скрипнув, отрезав свет из коридора, закрывается за ней. Сумрак соткан из неверных, мерцающих нитей. Пора. Он выходит из стены. Она рядом. Останавливается. Бессмысленные глаза. Рот некрасиво открывается. Лицо, висящее белой маской, вдруг опрокидывается. Падает сумка. Свертки на ступенях. Как сказать? Как сказать ей про сына? О Боже!.. Он уносится прочь.
Как-то вечером по сводчатым коридорам старого здания разнесся и угас женский крик. Прибежавшая охрана обнаружила сотрудницу, лежащую на лестнице. Она была без сознания. На ступенях, покрытых ковровой дорожкой, валялись выпавшие из сумки продукты. Позже, придя в себя, она бормотала про привидение. На следующий день по зданию пошли разговоры, но их быстро пресекли. Начальство распорядилось сообщить, что женщина немножко тронулась под влиянием обстоятельств: муж бросил, ребенок тяжело болен. Бывает. О привидении никто больше не заикался.
V. Запоздалое откровение
Это были несколько пожелтевших листков, исписанных аккуратным почерком. Муханов нашел их в тумбе старого стола, солидного и громоздкого, как вся кремлевская мебель. Листки лежали за выдвижными ящиками, куда он полез совершенно случайно. Муханов не знал, когда и как они попали сюда. Никакого названия, никакой подписи. Только текст. Кто написал его? В какое время? Зачем? Вопросы, вопросы… Кто мог на них ответить?
Прочитав листки, Муханов был удивлен – столь неожиданным и необычным оказался текст. Само собой придумалось название: «Откровение». Муханов пытался представить себе того, кто выводил аккуратные строчки. Какой-нибудь разочаровавшийся в прежних идеалах сановный коммунист? Если да, то когда? При Брежневе? Или даже при Сталине? Стол-то был довоенный. И почему этот человек постарался облечь свои мысли в такую форму? Боялся сказать прямо то, что думал? Но все и так понятно. Если же рукопись была у кого-то изъята, почему лежала в столь странном месте, а не в папочке на Лубянке?
Он не знал, что делать с листками. Кому-нибудь показать? Посоветоваться? Он не мог забыть о них. Вечером следующего дня, когда выдалась спокойная минута, он достал листки и увидел то, чего не могло быть. Появилось название. Теперь на первой странице стояло: «Откровение». Но он никому не говорил об этом. Он даже никому не показал странных листков. Кто же это сделал? И как?
Муханов бежал глазами по аккуратным строчкам.
ОТКРОВЕНИЕ
Глава 1.
1. В начале было желание. И было оно желание власти. И желание было бог. Чрез него все начало быть.
2. Был человек, появившийся прежде, чтобы свидетельствовать о нем. Дабы уверовали.