— Натравливает народ на руководящий аппарат…
Потрафляет обывательским вкусам… Пытается вбить клин в морально-политическое единство…
Заместитель редактора возбуждался все больше и возбуждал против меня редколлегию, не посвященную в суть дела. Я попробовал защищаться:
— Но вы же знаете, кто дал мне задание, кто требовал, чтоб я в самом срочном порядке писал фельетон…
Заместитель редактора оборвал меня на полуслове:
— Что ты хочешь этим сказать? Посадил газету в лужу, а теперь ищешь виноватых?
Жаловаться товарищу Суслову на этого бестыжего человека я почему-то не стал.
Несколько раз я видел Андреича-Алексеича настолько близко, что при желании мог бы потрогать его руками. Был даже представлен ему лично. Это событие состоялось в приемной главного редактора «Правды» П. А. Сатюкова ровно через пять минут после того, как он был снят со своего поста.
В работе октябрьского Пленума шестьдесять четвертого года Сатюков участия не принимал, он находился в Париже. Вряд ли эта командировка была случайной. Скорее всего, его как человека, близко стоявшего к Н. С. Хрущеву, постарались отправить подальше.
Сатюков появился в редакции дней через десять. Он проследовал в свой кабинет, собрал редколлегию. Был смущен, но, в общем, держался. Мы смотрели на него и не знали, является ли он нашим редактором, или уже нет.
— Узнав о состоявшемся Пленуме, — сказал нам Сатюков, — я в тот же день дал телеграмму в ЦК о своем полном согласии с принятыми решениями. По приезду сразу же позвонил Леониду Ильичу, спросил, как мне быть. Он ответил: «Вы наделали много ошибок, вам их и исправлять. Беритесь за дела».
И Сатюков взялся за дела. С присущей ему энергией и удивительной работоспособностью. Составлялись общередакционные и отдельческие планы по реализации решений Пленума, давались задания собкорам, спецкоры разъезжались по всей стране. Сатюков был в редакции с утра до позднего вечера. Перед подписанием полос он надевал свой неизменный кожаный пиджак, спускался в типографию и там прямо у талера вносил последнюю правку. Никто из нас уже не сомневался, что он останется редактором. Как и он сам, ведь Брежнев сказал ему, что он останется на своем месте.
Свой последний день Сатюков начал, как обычно: вычитал полосы, провел редколлегию, совещался с отделом писем, встречался с редакторами других отделов, потом пригласил меня.
— Вот письма новоселов о низком качестве мебели, — сказал он, вручая мне папку. — Ты знаешь, как сейчас остро стоит вопрос о товарах для народа? Нужен острый фельетон. Кто бы мог сделать?
— Мог бы Семен Нариньяни. Он оправился после болезни и сейчас в боевой форме.
— Пусть пишет. Попроси его от моего имени, чтоб не тянул. А завтра зайдешь, скажешь, как дела…
Назавтра я уже не зашел: быть редактором Сатюкову оставалось минут сорок… Едва я вернулся в отдел, как по коридорам электрическим разрядом пронеслась новость: к нам едет Суслов, машина уже вышла из ЦК.
В кабинете главного спешно собралась редколлегия. Тут же появился Суслов. Он прошел к редакторскому столу, сел слева на стул.
— Понял, зачем я приехал? — спросил он у Са-тюкова.
Суслов вынул из папки пачку экземпляров «Правды».
— Вот полюбуйся, в последний год жизни Сталина «Правда» дала девять его портретов. А сколько ты напечатал снимков Хрущева?
Если не ошибаюсь, Суслов назвал цифру 283.
На наших глазах разыгрывалась какая-то комедия. Будто и впрямь можно было подумать, что все эти десять лет Суслов приказывал редакторам снимков Хрущева не давать, а те сопротивлялись и по собственной инициативе протаскивали на каждую полосу по пять клише! И что бы Суслов сотворил с Сатюковым, если бы он еще совсем недавно не опубликовал хоть одну обязательную фотографию Никиты Сергеевича?
…Весь процесс снятия Сатюкова занял считанные минуты. Суслов вышел из кабинета, за ним вся редколлегия гурьбой. Я очутился прямо за его спиной. В приемной к Суслову кинулся помощник редактора М. А. Шатунов. Представился и доложил:
— Вам только что сюда звонили…
Кто звонил, я не расслышал.
— Это вы, что ли, тут фельетончики пописываете? — вдруг спросил его Суслов.
— Не я, не я, — перепугался Шатунов. — Это Шатуновский! Вот он! — Он показал на меня пальцем.