…Зачем мне нужна была религия? Я думаю, что одной из причин было одиночество. Я росла одиноко. Я очень много читала, много видела. Я не умела оформить своих переживаний и мыслей так, чтобы они стали понятны другим. Особенно мучительно это было в переходный период. У меня всегда было много подруг. Но мы общались как-то на другой почве. И вот тут мне очень нужен был бог. Он, по тогдашним моим понятиям, по должности должен понимать, что происходит в душе у каждого человека. Я любила сидеть часами, смотреть на лампадку и думать о том, чего словами не скажешь, и знать, что кто-то тут близко и тебя понимает.
На ребенка, впервые попавшего в церковь, эта обстановка производит часто незабываемое впечатление, и семена религиозности оказываются брошенными в очень благодатную почву».
Особенно умело использовали эту податливость детской души католические священники и монахи, замечает Надежда Константиновна. «Католическая церковь, — говорит она, — прекрасно знала силу впечатлений раннего детства и потому всячески как можно сильнее старалась влиять на ребят. Мне запомнилась одна сцена. Жили мы в Париже. Как-то встала я на рассвете и подошла к окну. Что же я увидела? По улице в глубоком молчании шествовала похоронная процессия. Хоронили воспитанницу католического приюта. Все девочки, в том числе и девочки дошкольного возраста, были одеты в саваны, держали в руках зажженные свечи. Вся эта инсценировка была жуткая. Можно представить себе, какое впечатление на всю жизнь оставила эта процессия у малышей.
Позже изжитию остатков религиозности мешало отсутствие понимания закономерности явлений общественного характера. Вот почему марксизм так радикально излечил меня от всякой религиозности».
Но, кроме повышенной впечатлительности, легкой внушаемости детей, есть еще причина, считает Крупская, зарождения религиозных верований у них. Это одиночество ребенка. Причем одиночество, обусловленное не отсутствием друзей и не плохим, черствым, холодным или равнодушным отношением к детям в семье, а какими-то своеобразными особенностями натуры ребенка, некоторой замкнутостью, неумением выразить свои переживания, поделиться ими с другими и отсюда — невольными поисками того, кто, как говорят, все понимает, т. е. неосознанным еще стремлением к Богу.
Надежда Константиновна стала марксисткой. По ее собственному признанию, она пришла совершенно самостоятельно к марксизму в ту переломную пору, когда революционное движение оказалось в тупике. И Надежда Константиновна нашла выход из этого тупика. Она поняла, как сама писала, что не в терроре одиночек, не в толстовском самоусовершенствовании надо искать путь. Могучее рабочее движение — вот где выход.
Надежда Константиновна сразу же почувствовала на себе способность Ленина воздействовать на людей. Он умел воздействовать на подсознание. Эта же самая способность проявлялась во время его общения с массами. Ведь кроме общественного сознания, существует и играет огромную роль в обществе общественное бессознательное. Это бессознательное — сумма стереотипов мышления и деятельности, моральных представлений. Оно полностью определяется реальными социальными условиями, в которых формируется человек. И эти стереотипы нельзя заменить никакой пропагандой и никаким просвещением. Любая теория, которую захотят внести в общественное сознание и сделать идеологией масс, будет преломлена через эти стереотипы бессознательного, переработана массовым сознанием и в конце концов превращена в словесное выражение этих стереотипов.
Ученые установили, что между жестами, мимикой человека и структурой его речи существует жесткая взаимосвязь. Имеется в виду «код эффективного общения». Тот, кто умело использует это код, может неявным способом воздействовать на окружающих и даже на толпу. Этот код напрямую воздействует на подсознание. Ленин не знал проблем в установлении контактов с товарищами по партии.
Крупская сразу же «настроилась на волну» Ленина и готова была идти за ним хоть на край света, хоть, закрыв глаза, над краем пропасти. И это вопреки мнению некоторых товарищей, знавших Ленина раньше и уверявших, что он, дескать, «сухарь» и ничем, кроме экономической науки, не интересуется и ни на что другое не способен.
Здесь сказалась, если так можно выразиться, особая, ей свойственная женская интуиция.
Владимир Ульянов тоже проникся к ней доверием и вскоре раскрыл одну из своих семейных тайн. Крупская вспоминала: «Потом, когда мы близко познакомились, Владимир Ильич рассказал мне однажды, как отнеслось «общество» к аресту его старшего брата. Все знакомые отшатнулись от семьи Ульяновых, перестал бывать даже старичок-учитель, приходивший раньше постоянно играть по вечерам в шахматы. Тогда еще не было железной дороги из Симбирска, матери Владимира Ильича надо было ехать на лошадях до Сызрани, чтобы добраться до Питера, где сидел сын. Владимира Ильича послали искать попутчика — никто не захотел ехать с матерью арестованного».