— То есть как бери? — не может понять мама.
Папа смотрит на всё это, как на шапито.
— Погодите. Да, мы несовершеннолетние, но мы не сейчас будем жениться, потом. Мы ещё даже не думали когда. Не бойтесь, ничего такого, о чём мама подумала. Надо ещё в институте поучиться. Сейчас мы просто хотим объявить о своих намерениях, понимаете? Это как помолвка. Наташ, ну-ка, иди сюда.
Она, красная, как креветка, встаёт и подходит ко мне. А кто говорил, что семейная жизнь — это просто? Знаешь сколько моментиков разных… Большак сидит с добродушной улыбкой, а Трыня с Юлькой — с открытыми ртами.
— Наташ, я хочу на тебе жениться, — говорю я, смирившись с тем, что это всё-таки придётся произнести.
Но только сегодня и потом уже непосредственно перед свадьбой. И всё, больше никаких словоблудий.
— Я тебя очень люблю и спрашиваю перед лицом наших близких, ты выйдешь за меня?
Ф-у-у-у… Сказал, груз с сердца. Она ещё больше краснеет и становится просто вишнёвой, ничего не говорит и только часто кивает. Вот же блин, отделалась без слов. Опять мужики отдуваются, подбадриваю я себя.
Я запускаю руку в карман и достаю красную коленкоровую коробочку. Открываю её и протягиваю своей милой под восхищённое молчание публики.
Маленькое золотое колечко с бриллиантом. Ну, да, простите за этот американизм, но красиво же? Хоть бы подошло ещё. Наташка оттопыривает пальчики, и я в полной тишине насаживаю кольцо ей на безымянный. Впору.
— Горько! — нарушает тишину Гена. — Горько!
— Ну, папа!
Снова поднимается гвалт, все начинают говорить одновременно, и я по-пионерски чмокаю Наташку в пунцовые губки. Вообще-то сладко.
— Всё, — говорю я. — Больше у меня для вас новостей нет.
Мама плачет, заявляя, что это от счастья, папа не верит происходящему, а Гена наслаждается коньяком. Нет, не только, если честно, я вижу, что он чувствует себя совершенно счастливым. Ну, и Наташка сияет… ярче своего нового друга, поблёскивающего на безымянном пальце.
На следующий день мы уезжаем. Я везу её в Новосиб. Утром за нами приезжает Паша и мы падаем на заднее сиденье. Нам светит янтарное почти уже осеннее солнце, леса машут начавшими желтеть листьями, ещё не осенними, но уже совсем не такими, как в середине лета.
Перед нами лежит дорога, свободная, чудесная, петляющая по полям и лесам под всё ещё голубым, но чуть тронутым табачным светофильтром небом. В сепию друзья, в сепию. Паша вставляет кассету и машина наполняется сладким голосом Антонова.
Мы едем, мчимся вперёд, летим в будущее и на сердце делается сладко. Сладко, тепло… и немного печально. Наташка засыпает и сопит на моём плече. Тоже, между прочим, сладко.
Когда подъезжаем к Новосибирску, она просыпается, и предчувствуя скорое расставанье, сидит притихнув. Мы проезжаем город насквозь и двигаем в сторону академгородка. Вот и общага. Подъезжаем к крыльцу. Приехали.
— Приехали, — говорит Паша, удивляясь, что мы не торопимся выходить. — Выходите?
А собственно, чего сидеть, у меня ещё кое-какие планы на сегодня.
— Выходим, — киваю я и открываю дверь.
Достаю из багажника чемодан. Наташка подходит и вздыхает:
— Ну что же…
— Не торопись, — улыбаюсь я. — Мы ещё не прощаемся. Пошли.
Я несу чемодан, а она идёт за мной. Ступенька, ступенька, ещё одна… Поднимаемся и оказываемся перед входной дверью. Но чтобы попасть внутрь общаги, нам нужно пройти мимо нескольких крепких ребят. Они стоят и внимательно смотрят на нас. А впереди всех стоит Дениска Журавлёв.
11. Да путем все будет
Я небрежно киваю и прохожу мимо. Наташка чувствует себя явно не в своей тарелке, но справляется, идёт, глядя прямо перед собой и как бы не обращая внимания на всё, что вокруг.
— Здорово, Бро, — обращается ко мне Денис. — Можем перетереть?
Я чуть приостанавливаюсь. Что же, спрашивает, значит уже неплохо, скорее всего, нам с Пашей не придётся кулаками махать.
— Можем, — говорю я. — Сейчас дела закончу и смогу с тобой поговорить. Подождёшь?
Он кивает. Ну, жди, раз такое дело. Мы заходим с Наташкой в фойе, а ребятки остаются на крылечке.