— Накладочка, — пожимаю я плечами. — Но это тот случай, когда Машу каслом не испортишь.
— Ну-ну. Мы тогда поехали или что?
— Давайте, — киваю я. — Протоколы не выбрасывайте. Алексей, может придётся вызвать завтра кента этого. Не знаю ещё как дело повернётся. Но, если что, допрашивать ты будешь. Ты умеешь, я знаю.
Суходоев кивает. Ничего, я тебя приручу. Кнутом и пряником, мы же не звери. Пряники у нас хорошие, сладкие пряники.
— Дядя Гена, позови Радько пожалуйста, — прошу я. — Этого, старшего у безопасников. И товарищам своим премию не забудь выдать.
Гена, молча кивнув, уходит и появляется с Михал Михалычем.
— Чего? — хмуро спрашивает тот.
— Какой план? — интересуюсь я.
— Сейчас закончим и поедем.
— А можете этого чмыря забрать, чтоб у вас заночевал?
— Да, я бы так и сделал. Он уже родину продать готов. Да какое продать, даром отдаст. На него дунь только и рассыпется. Думаю ночь в камере сделает его максимально мягким и покладистым, желающим сотрудничать с полной самоотдачей.
— Ну так что, заберёте? Рома не психанёт?
— Заберём. Не психанёт, наверное.
— Я так понимаю, вы с подозреваемым машины и аппараты будете изучать?
— Да тихо ты… Ладно пошёл я, заканчивать надо.
Мы с парнями садимся в машину и дожидаемся, пока не выведут совершенно обескураженного и растерянного Снежинского. Козёл он тот ещё, чего скрывать, но глумливого торжества я не испытываю. Даже жалко его немного, ну а что делать, проблему же решать нужно как-то. Просто так ведь с ним по душам не поговоришь.
Утром я иду к Куренкову.
— Нахера ты мне его сюда отправил? — недовольно спрашивает он.
— Для устрашения. Разговаривали с ним уже?
— С ним Михал Михалыч позанимался. Узнал, где тот порнографию добывает, у кого, почём и как долго покупает. Этот ему всё выложил. Ну, ты методы Мишины сам знаешь. Он и про анашу выложил. У него же и анаша нашлась и даже доллары. Может посадить его и награду получить? А дочка сама пусть выкручивается.
— Смешно, — усмехаюсь я. — А вы-то с ним не говорили?
— Нет, я и не буду. Не хочу, чтобы хоть кто-нибудь догадался о моей заинтересованности.
— Да, у вас налицо конфликт интересов. А я можно поговорю?
— Ну давай. Думаешь, имеет смысл? Зачем практически в открытую давать понять, что всё это постановка?
— Нет, он не допрёт. Тем более всё очень натурально вокруг. И методы дознания.
— Ну, не знаю. Ладно, иди… Пошли, отведу.
Я захожу в маленькую одиночную камеру. Снежинский сидит на нарах, обхватив голову руками и даже не смотрит в мою сторону. Звезда в шоке, походу.
— Алё, Эдик, — говорю я и сажусь рядом.
— Брагин? — удивляется он, поворачиваясь ко мне. — А тебя за что? Тебя тоже взяли?
— Меня? — я смеюсь. — Дурак что ли? Я сам кого хочешь возьму. Потому что я почти как партия — ум, честь и совесть нашей эпохи. А вот ты тупость, позор и полное бесчестие. Ни стыда, ни совести.
— Но это же… Ну как ты не поймёшь, я же не изготавливал и не продавал! Это же просто эстетическое восприятие мира!
— Ладно, хорош дурака включать, гнида. Будешь сидеть с петухами, это уж точно. Знаешь, что это значит?
У него слёзы на глаза наворачиваются.
— Потому что ты сам по себе мразь. Мало того, что ты, член областного комитета ВЛКСМ, творишь всякую непотребщину, порочащую звание комсомольца, так ты ещё и гнусный интриган и самый настоящий подонок. Ну ничего, из комсомола ты теперь вылетишь, ясно дело.
— Почему? — шепчет он. — Почему я подонок?
— Ты не знаешь? Серьёзно? А кто на меня написал донос в ЦК? Ты вообще дурак что ли?
— Как ты узнал? — отшатывается он.
— Как я узнал? Правда? Посмотри, где мы находимся и о чём говорим. Ты у меня весь, как под микроскопом. Неужели это действительно самый важный для тебя вопрос? Как я узнал?
— Что мне делать? — быстро спрашивает он.
Соображает гад.
— Вот, уже лучше. Что тебе делать, чтобы не сесть в тюрьму или сесть, но не стать педерастом? Это разные цели.
— А что сделать, чтобы всё осталось, как раньше?
— Как раньше точно не будет, даже не надейся. Но от тюрьмы я тебя избавить могу. Представляешь, твоя жизнь сейчас находится в моих руках? Ну и как тебе это нравится? Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты держался от меня подальше. Но ты решил искушать судьбу. И как, доволен?
— Нет, — качает он головой.
— Ну вот, то-то. Впредь не будь дураком.
— Как мне отсюда выбраться? — шепчет Снежинский. — Прошу тебя…
— Хорошо, я тебя вытащу. Завтра мы с тобой полетим в Москву, и ты пойдёшь в ЦК. Обойдёшь его вдоль и поперёк. На коленях и ползком. Как хочешь. Скажешь, что ты завистливый мудень. Скажешь, что опорочил Новицкую…