— Когда?
— Да вот, прямо сейчас. Будут ректору какую-то бумагу писать. Надо срочно ехать, Егорка. Сможешь?
16. Пассажирский на первом пути
Блин! Нехорошо получилось с Иркой. Снимаю трубку и даже подвисаю на мгновенье, не решаясь набрать номер. Но, ясно ведь, жди не жди, а делать надо. Она отвечает сама. Куда её секретарша-то делась?
— Ириш, привет.
— Ну… — настороженно говорит она.
Чувствует, что-то не так.
— Ириш, сегодня не приду…
— Ясно всё с тобой. Гуд бай.
— Да подожди, мне только что позвонили…
— Не надо ничего объяснять. Один раз не пришёл, всё, этого достаточно. Я за тобой бегать не собираюсь. Ладно, дала шанс, а ты и второй раз пообещал и тут же отменяешь.
— Ира, ну погоди ты. У меня в Новосибе ЧП, я вот только с самолёта сразу к тебе, а теперь, не заезжая домой, туда выезжаю. Прямо сейчас. Сию минуту звонок был, я не зна…
— Меня это не интересует, — чеканит она и бросает трубку.
— Бл*дь! — в сердцах ругаюсь я.
Павел сочувственно улыбается:
— Бывает, Егор. Женщины…
— Ну, раз такое дело, давай всё-таки домой заедем, ладно?
Пока едем, я звоню Цвету.
— Здорово, Бро, — хмуро приветствует он меня. — Где пропал? Тут кенты приезжали, порешать хотели, а тебя нет.
— В столицу летал, там возникли вопросы кое-какие. Но ты же не предупреждал, когда сход, вот я и улетел.
— Сейчас предупреждаю.
— Ну, давай, предупреждай. Знаешь уже, когда вторая попытка будет?
— Какая, нахер, попытка! Ты не строй из себя Аль Капоне, или кого ты там строишь. В следующий раз должно всё чётко быть.
— Ну, скажи когда, и нет вопросов. С моей стороны всё будет чётко.
— Я сейчас дату не знаю, когда сообщат, тогда скажу.
— Боюсь, так не пойдёт. У меня же дела. Я вот сейчас прямо опять уезжаю. Может, пару дней буду отсутствовать, а может и больше. Заранее меня предупреди.
— Ты, я смотрю, вообще деловой стал.
— Ну, брат мой дорогой, ты мне пеняешь за то, что я кручусь без отдыха и делаю тебя богаче?
— Бро, в натуре, с меня спросили, вообще-то!
— Разве ты сторож брату твоему? Так и отвечай в другой раз. По-библейски.
— Чё?
— И объясни там своим авторитетам и иерархам, что заранее предупреждать надо. А мне скажи лучше, как джинса пошла, а?
— Влёт попёрла, — чуть помолчав, говорит он. — Ещё нужно.
— Сделаем. Со следующей недели потоком на тебя погоним. А коньяк?
— Тоже нормально.
— Ну, вот видишь, а ты ворчишь. Всё для тебя буквально.
— Ага, в Москве особенно.
— Если получится, я тебя и туда подтяну. Столица большая, проектов много. Ты регионы прибери сначала, стань сибирским ханом. Тебе пока и тут есть чем заниматься.
Мы заходим домой. Я пишу родителям записку и выкладываю небольшие гостинцы. На плите стоит мамин фирменный борщ. О, да! Я голодный, как собака. Мы съедаем по две тарелки и выезжаем. Голова разрывается от мыслей. Прежде всего думаю про Наташку, но и Ирина не идёт из головы. Пока не выехали из города, звоню Трыне.
— Привет, Андрюх, ты как там?
— О, привет, Егор, ты приехал? — радуется он.
— Приехал и снова вот уезжаю.
— А… — голос сразу делается скучнее. — А… а отец когда?
Я даже сообразить не могу сразу, о чём речь. Блин! Это он про Большака!
— Он в Москве ещё. Не звонил тебе?
— Звонил-звонил, но ещё не знал, когда приедет.
— У него там важные встречи должны быть сегодня. Может, завтра прилетит. Не знаю… Андрей, слушай, у тебя деньги есть свободные, рублей двадцать пять?
— Найду, — отвечает он.
— Ну так, чтобы не в напряг только, а?
— Да есть-есть, без проблем, чего надо?
— Можешь, пожалуйста, прямо сейчас на рынок сбегать, пока не закрылся, и купить на четвертной цветов. Только не астры и не гвоздики. Лучше всего розы, можно лилии, если не будет, гладиолусы тогда.
— И что с ними делать?
— Надо отнести будет одной женщине очень серьёзной. И… и это строго между нами с тобой. Вообще никому ни слова, лады?
— А чё за женщина? — с подозрением спрашивает он. — Я так понимаю, это не Наташка, да?
Блин… не надо было его в это дело втягивать…
— Да, всё верно. Это… по делу надо, по работе, в общем… Она помогла мне очень сильно…
— Ага, — говорит он безо всяких эмоций. — Сделаю.
Дорога летит серой скучной лентой. С прошлого раза мало что изменилось, только небо чуть посерело и листья пожелтели да покраснели.