Утром мы отвозим Наталью в универ, а сами возвращаемся домой. По дороге я пытаюсь собрать мысли в кучу, но отрубаюсь и сплю почти до самого дома. У подъезда я замечаю тёмно-зелёный ЕрАЗ, с пообмятыми боками. Видно, что это тёртый калач. Звоню Гене. Да, точно, тот самый и есть.
— Покатался уже на нём? — спрашиваю я после рассказов о Наташкиных новостях.
— Ну, так, — неопределённо замечает он. — Ездить можно, но не знаю как долго выдержит. Тебе он для чего вообще?
— Пусть здесь стоит. Времена неспокойные. Посажу в него ребят активистов, чтобы за порядком смотрели. Ты не против?
— Пост что ли?
— Ну, ты особо не распространяйся. Шторки там повесим, никто и не поймёт.
— Ну, ты даёшь, Егорыч, — машет он головой.
После разговора с ним еду к Скачкову и договариваюсь об организации дежурства. С проверенными людьми у него пока не очень хорошо, но говорит, что в течение пары дней постарается всё решить.
Есть правда небольшая загвоздка с бумагами. Горком комсомола ещё не направил предложение Ефиму, чтобы можно было набирать взрослых мужиков в объединение. На словах всё подтвердили и уже с ДОСААФОМ конкретные шаги сделаны и с военным училищем, но бумаги ещё не все оформлены.
Надо идти к Ирине. Может, она специально притормозила, чтобы я к ней пришёл? Блин, потемневшую кожу будет сложно объяснить. Мда… Ну, ладно, скажу, как есть, или почти, как есть. Как есть, но кое-что упущу.
От Скачкова еду к Новицкой. Секретарша сегодня на месте, а вот Ирины нет.
— А когда будет? — спрашиваю я.
— Может быть, и никогда, — отвечает она с видом и торжеством победителя.
— Почему? — поднимаю я брови.
— Это вам не у меня надо спрашивать.
— А где сейчас-то она?
— Сейчас она в отпуске. Так что приходите примерно через месяц.
Зашибись. Я иду искать Иванову.
— Лен, привет, можешь выйти на минуточку, — киваю я, заглядывая в её кабинет. — Всем здравствуйте, товарищи.
Она выскакивает.
— Привет, Егор. Как дела?
— Как тебя вижу, сразу всё налаживается. А у тебя? Куда Новицкую дели?
— В отпуск отправили, — разводит она руками. — Сказала мне по секрету, что уже не вернётся.
— А куда денется?
Лена оглядывается по сторонам и шёпотом отвечает:
— В ЦК забирают. Только ты смотри, никому ни слова, понял?
— Могила, Лен. А сейчас она где?
— В Москву улетела. Там дел много. Нужно всё обустроить, сам понимаешь.
— Так она вообще уже не вернётся?
— Ну, не знаю я, — пожимает плечами Иванова. — Я ей сказала, что отходную надо сделать, иначе товарищи расстроятся, но она мне не ответила ничего.
— Понятно. А за неё кто? Стрункин?
— Ну, конечно, второй секретарь, кто же ещё.
— А кто будет вместо Ирины, не он же?
— Шутишь? — усмехается она, снова оглядываясь по сторонам. — Она мне сказала, что Куренкова из Центрального райкома.
— Ну, да. Понятно. А она телефон оставила? Как с ней связываться теперь?
— Нет, сказала, как появится номер, она мне позвонит и скажет.
— Про меня ничего не говорила? Может, передавала чего?
— Чего? — игриво улыбается Лена. — Чего бы она такого могла тебе передать? Ну-ка, поведай по старой дружбе.
— Да, понимаешь, Лен, — хмыкаю я. — Мы тут подавали бумаги на подпись от нашего военно-патриотического объединения. Без них всё тормознётся теперь на неопределённый срок.
— Так ты к Стрункину обратись. Теперь он всё решает.
— Да блин. Стрункин ваш тот ещё хрен. Ненадёжный он товарищ какой-то, тебе не кажется?
— Что кажется, я это на сто процентов знаю. Ты тогда к Ефиму сходи, чтоб он Стрункину по мозгам дал, тогда у него выбора не останется.
— Точно, Лен. Какая ты толковая барышня, просто диву даюсь, что такая славная и не моя.
— Нос не дорос ещё, — польщённо смеётся она.
— Ладно, пойду к Ефиму. Надеюсь, Стрункина отправят на повышение, а тебя поставят вместо него. Всё, Ленусь, побежал. Не пропадай, если что.
Я разворачиваюсь и иду прочь, но Иванова меня не отпускает.
— Егор, а ещё новость хочешь?
— Ну, конечно, — говорю я, останавливаясь. — Кто же не хочет?
— Снежинского выпнули, — она подходит ко мне ближе и снова понижает голос. — Он дома порнографию делал. Представляешь?
Глаза у неё загораются любопытным огнём.
— Да ты что! — удивляюсь я. — А ты когда-нибудь видела порнографию?
— Чего? — смеётся она. — Дурак что ли? Я же не извращенка!
— Нет, конечно. А вот Снежинкский точно извращенец, я первый раз когда его увидел, так и подумал.