Это ещё что за гусь…
20. В чужие края
Девушки шумят, вскрикивают, пугаются, ропщут. Ох простите-простите, это хулиган какой-то, сейчас помощник директора его поймает и бросит к вашим ногам… Но нет, не судьба, не поймает. Игорь, к сожалению, быстро бегать не может, по объективным причинам. Да, и не должен, честно говоря.
Возвращается он весьма ощутимо припадая на ногу, на отсутствующую.
— Не догнал, — с сожалением говорит он. — Ушёл сучонок.
— А что было? — хмурюсь я.
— Он шёл за тобой, чуть левее. Шёл быстро, быстрее, чем мы шли. Внутри, в здании его не было, это совершенно точно а тут он появился. Значит, поджидал снаружи. Мы шли в потоке там внутри, проходя, как через горловину. А здесь снаружи все рассеялись, как шампанское вырывающееся из бутылки. Я повернул голову и увидел, что он приближается. Шёл уверенно, будто имел цель. Я повернул голову, оценить, что у нас впереди, а потом снова посмотрел на него и в руке у него уже была заточка.
— Заточка? Ты не ошибся? Точно?
— Абсолютно. Никаких сомнений. Заточка была. Да и рожа у него заметная. У нас здесь, конечно, мужики всякие встречаются, и испитые, и избитые, но это явно уголовная рожа. Раньше его не видел. Худощавый, нос перебитый. На скулах старые зажившие рассечения. В общем, то ещё чудовище. Не знаешь такого?
— Не знаю, — говорю я. — У нас полгорода под эти приметы подходит.
— Губа, возможно, рассечена. Но сейчас не уверен, честно говоря.
Бляха, кто это такой? Опять Суходоев? Нет, с заточкой в толпе это кто посерьёзней. Например, Печёнкин. Так себе мысль, вряд ли. Я перебираю всех, упорно не желая, видеть самого вероятного заказчика. То, что этот битый жизнью и кулаками молодчик явно не по своей инициативе шёл за мной с заточкой, для меня не вызывает сомнений.
В общем, скорее всего, привет от Тумана. Джангиров, естественно, отпадает, потому что у него нет достаточного количества денег и авторитета тоже. А вот Туман может. Правда, не совсем понятно, зачем тогда сходка? Так типа надёжней? Или для чего? Чтобы я расслабился и не ожидал удара в спину?
Ну, я, собственно, и не ожидал. И, если бы не Игорёк, корчился бы сейчас на бетонных плитах с маленькой аккуратной дырочкой в почке.
— Игорь, спасибо, — протягиваю я руку. — Должник твой теперь.
— Да ладно, кончай, — отвечает он на рукопожатие. — Я же типа для того и хожу с тобой. Работа такая.
— Нога сильно болит?
— Нормально всё.
Нормально, да не совсем. Мы едем домой к Большаку. Я поднимаюсь по лестнице на четвёртый этаж, а парни остаются в машине. Я отпускаю их до звонка, и они едут перекусить. Любопытно, что в подъезде у Платоныча лестница идёт по спирали внутри которой должен быть лифт, но его нет. Дом сталинский, большой и добротный с множеством проживающих здесь шишек. Видать, не хватило ресурсов на установку.
Большак задерживается на работе, и, пока он не вернулся, я могу поговорить с Трыней.
— Привет, Егор, — радостно приветствует он меня.
Мы по-братски обнимаемся.
— Здорово, братуха, — хлопаю я его по спине. — Ну, как жизнь? Чего там в школе? Началась уже жесть или шалтай-болтай пока?
— Началась, к сожалению, — вздыхает он. — В интернате учиться попроще было, там одни тормоза, ну, или те, кому вся эта учёба нафиг не нужна. А здесь иначе всё. Но ничего, я справлюсь. Со мной Юлька занимается дополнительно, подтягивает меня.
Ага, что-то мне это напоминает.
— Не по математике? — хмыкаю я.
— По ней тоже, — вздыхает Трыня. — Жить некогда, одни уроки, и это, считай, только неделя прошла.
— Прикинь, когда закончишь, скажешь, мол капец, оказывается в школе халява была, а теперь жесть.
Я улыбаюсь.
— Да, ладно, — смеётся он. — Хорош запугивать, а то я так на второй да на третий год буду оставаться до самой пенсии.
— Вот, здравая мысль, — соглашаюсь я. — Тебя как в классе приняли? Не задирали?
— Меня? Шутишь? Там-то все знают, что мы с тобой из одной шайки. Я у них в авторитете. Хочешь кофе? Я тут научился ништячнее бати варить.
Круто. Батя. Вот Платоныч, человечище, взрослый парень его батей зовёт, хотя без году неделю вместе живут.
— Слушай, Андрюх, ты рад, что… ну что теперь с Платонычем живёшь?
— Мне прям по кайфу, Егор, тебе не понять, наверное. Ко мне в жизни так никто не относился, только ты да он.
Я кладу руку ему на шею и потряхиваю. Не сильно, по-дружески, чтобы скрыть смущение.
— Но тебя, — улыбается он, — батей странно называть было бы. Так что извини, ты у меня за братана. А он за отца.