– Согласен. – Судья Мур повернулся и посмотрел в окно. Итак, мир ждет новая перемена, подумал он. На это может потребоваться лет десять или даже больше, но мир изменится. Однако через десять лет решать эту проблему будут другие. Среди них, несомненно, окажется Райан. – Я отправлю его туда завтра. Может быть, нам повезет и с Душанбе. Фоули сумели сообщить «Кардиналу», что это место очень нас интересует.
– «Кардиналу»? Хорошо.
– Но если что-то случится…
– Господи, надеюсь, что он проявит осторожность, – кивнул Грир.
«После смерти Дмитрия Федоровича Министерство обороны уже не то, что раньше», – писал левой рукой в своем дневнике полковник Михаил Семенович филитов. Он привык просыпаться рано и сейчас сидел за столетним дубовым столом, который его жена купила незадолго до смерти – когда это было? Тридцать лет назад, вспомнил Михаил Семенович. Тридцать лет исполнится в феврале. На мгновение он закрыл глаза. Тридцать лет.
Не проходило и дня, когда он не вспоминал бы свою Елену. Ее выцветшая от времени фотография в потускневшей серебряной рамке стояла перед ним на столе. Видно, у него не находилось времени почистить рамку, а приглашать домработницу он не захотел. На фотографии была молодая женщина со стройными мускулистыми ногами и руками, поднятыми над чуть склоненной набок головой. На круглом славянского типа лице играла широкая, приветливая улыбка, как нельзя лучше передававшая радость, которую испытывала Елена, танцуя в балете Кировского театра,
Полковник улыбнулся, вспомнив первое впечатление молодого командира, попавшего на спектакль в награду за то, что техническое состояние его танка было лучше всех других танков дивизии. Как им это удается? Девушки стоят на кончиках пальцев, словно на остроконечных ходулях! В детстве он расхаживал на ходулях, но как можно при этом танцевать, да еще так грациозно! И тут она улыбнулась красивому молодому командиру, сидевшему в первом ряду. На мгновение их взгляды встретились. Он подумал, что это просто мимолетное соприкосновение взглядов, но что-то изменилось в ее улыбке, и он понял, что в этот миг она улыбалась не залу, а только ему одному. Пуля, попавшая в сердце, произвела бы на него меньшее впечатление. Михаил Семенович не помнил, что было дальше, – до сего дня он не знал даже, что это был за балет. Он ерзал в кресле, соображая что же предпринять дальше. Лейтенант Филитов уже проявил себя многообещающим командиром-танкистом, и жесточайшие сталинские чистки командирского корпуса открывали ему широкую дорогу и давали огромные возможности. Он писал статьи по тактике танкового боя, участвовал в боевых маневрах и упрямо боролся против ложных «уроков» Испании с уверенностью человека, рожденного быть танкистом.
Но как поступить сейчас? – спрашивал он себя. В Красной Армии не обучали общению с балеринами. Это была не какая-то крестьянская девушка, так уставшая от работы в колхозе, что готова отдаться кому угодно, а особенно молодому командиру, который мог навсегда избавить ее от всех забот. Михаил Семенович все еще со стыдом вспоминал увлечения молодости – не то чтобы в то время он считал их чем-то постыдным, – когда звание лейтенанта помогало ему затаскивать в постель всякую понравившуюся ему девушку,
Но ведь я даже не знаю, как ее зовут, подумал он. Что же мне делать? И туг. разумеется, он приступил к решению этой проблемы, как к боевой операции. Едва закончился спектакль, он пробился в туалет, где вымыл лицо и руки, а остатки грязи из-под ногтей удалил перочинным ножиком. Пригладив короткую прическу, лейтенант, словно перед смотром, окинул критическим взглядом свой мундир, стряхнул пыль, снял пушинки, затем, отойдя подальше от зеркала, убедился, что его сапоги начищены до блеска, как и полагается командиру. Он не заметил, что остальные находившиеся здесь мужчины наблюдают за ним с едва скрытыми улыбками, догадавшись, чем вызваны столь тщательные приготовления, и желая молодому танкисту удачи, хотя и чуть завидуя ему. Убедившись, что все в порядке, Миша вышел из театра и справился у швейцара, где находится служебный вход, ведущий за кулисы. Это обошлось лейтенанту в один рубль. Вооружившись нужной информацией, он обошел здание театра и открыл дверь служебного входа. Там его встретил второй швейцар – бородатый старик в пиджаке с отличиями за службу революции на груди. Миша ожидал, что старик пойдет ему навстречу, как военный военному, но тут же убедился, что старый швейцар смотрит на балерин как на собственных дочерей и отнюдь не считает их девками на утеху молодым командирам. Миша подумал было о взятке, но верно оценил обстановку и не оскорбил старика предложением денег, как своднику. Вместо этого лейтенант рассказал швейцару, спокойно и искренне, что влюбился в балерину, имени которой не знает, и хочет только одного – встретиться с ней.
– Зачем? – холодно спросил старик.
– Отец, она мне улыбнулась, – ответил Миша с благоговейным трепетом.
– Значит, ты влюбился. – Эти слова прозвучали как обвинение, но в следующее мгновение на лице старого швейцара появилось задумчивое выражение. – И ты не знаешь, кто она?
– Она была вместе с другими балеринами, она не солистка. Как их называют – кордебалет! Я запомню ее лицо на всю жизнь. – Миша уже запомнил его.
Швейцар окинул командира внимательным взглядом. Лейтенант был статен и молол, и мундир сидел на нем как влитой. Этот молодец, подумал старик, явно не из самодовольных свиней из НКВД, от которых несет водкой – Он – армейский командир и к тому же красавец.
– Товарищ лейтенант, считайте, вам повезло. И знаете почему? Вам повезло – ведь и я когда-то был молодым, и хотя сейчас состарился, все еще помню те годы. Девушки начнут выходить из театра минут через десять. Становитесь вот сюда – и ни слова.
Ждать пришлось минут тридцать. Девушки выходили парами или группками по трое или четверо. Мимо спешили и танцовщики, и Миша подумал о них – что обычно думают военные о мужчинах, выступающих в балете. Он чувствовал себя оскорбленным из-за того. что такие мужчины держат за руки прелестных девушек, но овладел собой. Когда распахнулись двери, внезапный свет, выплеснувшийся в почти полную темноту переулка, ослепил его, и Миша едва не упустил девушку, которая без грима выглядела совсем по-другому.
Он увидел ее лицо и попытался определить, принадлежит ли оно той самой балерине, с хладнокровием, превосходящим даже то самообладание, которое он потом проявил под огнем немецких пушек.
– Вы сидели в кресле номер двенадцать, – произнесла девушка еще до того, как молодой лейтенант собрался с духом и заговорил. Боже, промелькнула у него мысль, у нее есть голос!
– Да, товарищ балерина, – запинаясь, пробормотал он,
– Вам понравился спектакль, товарищ лейтенант? – с застенчивой и одновременно кокетливой улыбкой спросила она.
– Очень! – Что он еще мог ответить?
– Мы не так часто видим в первом ряду красивых молодых командиров, – заметила девушка.
– Меня премировали билетом в театр за образцовое исполнение своих обязанностей. Я – танкист, – с гордостью сказал он. Она назвала меня красивым!
– А у товарища танкиста есть имя?
– Да, я – лейтенант Михаил Семенович Филитов.
– А меня зовут Елена Макарова.
– Для такой тоненькой девушки сейчас очень холодно на улице. Поблизости нет ресторана?
– Ресторана? – Она рассмеялась. – Вы часто бываете в Москве?
– Моя дивизия расквартирована в тридцати километрах отсюда, но я редко приезжаю в город, – признался он,
– Товарищ лейтенант, даже в Москве мало ресторанов. Вы не хотите зайти ко мне домой?
– Д-да, конечно, – заикаясь, пробормотал он, и в это мгновение дверь снова открылась.
– Марта, – обратилась Елена к вышедшей из театра девушке, – нас будет сопровождать домой военный эскорт!
– Сейчас подойдут Таня и Роза, – заметила Марта.
Говоря по правде, Миша почувствовал облегчение. Понадобилось полчаса, чтобы добраться пешком до квартиры, – московское метро только строилось, и так поздно ночью лучше было идти, чем ждать трамвая.
Без театрального грима Елена выглядела намного прелестней. От холодного зимнего воздуха ее щеки приобрели естественный румянец. Девушка шла легким, уверенным шагом, приобретенным десятью годами напряженных тренировок. Она прямо-таки скользила по улице, едва касаясь тротуара, а он топал рядом в казавшихся особенно тяжелыми сапогах. Он чувствовал себя танком рядом с чистокровной лошадью и все боялся слишком приблизиться к ней, чтобы не наступить на ногу. В тот момент он еще не подозревал, какая сила скрывается за природной грацией девушки.