Сизов подошел к офису компании «Авис» – аренда автомашин, – и нагнулся над окошком. В других обстоятельствах он не стал бы брать машину в чужой стране, – не из-за прижимистости, а из-за врожденной совковой боязни поломок в дороге: в его бывшей социалистической стране сервис отсутствовал напрочь. Но торчать на этом курорте до вечера, с деньгами в сумке, было чересчур для его измотанных нервов.
Поэтому Сизов оформил аренду самого простенького «Фиата», с возвратом машины во Флоренции. Пока девушка вводила данные с его российских водительских прав в компьютер, он начал изучать карту Италии, полученную с договором и страховкой. Ему предстояло километров шестьдесят вдоль моря по скоростной платной магистрали, затем влево, в горы, перевалить Апеннины, перерезать итальянский «сапог» на две трети и спуститься в прекрасную Тоскану.
Сизов повернул из аэропорта влево, как ему сказали, затем еще влево, и за деревьями мелькнули древние мраморные ворота императора Августа. Робко прижавшись в правый ряд, Сизов двигался с потоком – он плохо представлял себе, как выехать на платную магистраль. Но вот дорога резко расширилась, и впереди замелькали светофоры с воротцами. Историк начал спешно шарить по карманам, потом полез в сумку, – он забыл подготовить мелкие евро. Но евро тут не потребовались: из автомата вылез для него картонный билетик с номером. Сизов потянулся за ним в окно, сорвал его и нажал на педаль газа. И сразу закрутился на лепестках развязки, – вокруг свистели на больших скоростях спешившие на промышленный север и на аграрный юг. Сизов по обочине подполз к зеленому щиту карты и остановился: ошибка на этой развязке могла обернутся для него десятками километров гонки в другую сторону, без всякой возможности развернуться.
Налево – в Рим, направо – в Болонью, а далее в Милан. Сизов выбрал Болонью. Он выбрал ее потому, что тот самый архитектор Фьораванти, который строил в Кремле собор, был родом именно оттуда. Из-за него и начались у историка Сизова все его несчастья. Все, что он читал в архивах своими близорукими глазами последние недели, было связано с этой фамилией. Но все архивы, записи и чертежи, – самого архитектора и его потомков, – давно уже находились по-соседству, во Флоренции. Поэтому Сизову через шестьдесят километров предстояло свернуть налево, в горы, и там проехать еще двести с лишним километров.
Сизов так и плелся в правом ряду, пристроившись за пыхтевшим фургончиком, изредка вздрагивая от проносившихся слева итальянцев. Проехав почти полсотни километров, он с ужасом отметил, что с этой супердороги не было ни одного съезда, ни одного разворота, – только со свистом прямо. Уж он боялся, что доедет до самой Болоньи, и не будет съезда и поворота.
Так он и ехал, вцепившись в руль. Единственное, что отвлекло его, и даже заставило покрутить головой, – синяя табличка «Рубикон». Если бы он не был историком, то проскочил мимо, не обратив внимания. Но он-то знал, что это за речка. Юлий Цезарь две тысячи лет назад перешел ее вброд со своими когортами, и навсегда решил свою судьбу, отрезав путь назад. То событие и родило крылатое и известное на всех языках выражение.
Историк резко нажал на тормоз и закрутил головой. Но моста нигде не было, за стальными барьерами виднелось лишь болотце. Это был тот самый Рубикон, но он давно был разобран по виноградникам, и только жалкие остатки благородных вод сочились в трубе под бетоном дороги.
Сизов облизнул сухие губы и прибавил газу. Речка была уже далеко сзади, его личный Рубикон был тоже им пройден, – не сегодня, а еще в Москве, несколько недель назад.
К большому облегчению Сизова, за несколько километров до поворота на Флоренцию начались предупреждающие указатели. Потом многоярусная развязка, воротца с будками для оплаты, согласно полученным билетикам, – и свобода. В горы, на перевал через хребет Апеннин, шла далее узкая извилистая дорога.
Солнце прогревало утренний воздух, и в окно машины вливались ароматы итальянского лета. Натянутые нервы Сизова начали понемногу расслабляться: через четыре часа он увидит свою дочь; завтра снова примется за работу; через неделю, или самое позднее, через две, он отыщет в этих архивах недостающее документы. Тогда они с дочерью вернутся в Москву, а он даже с потрясающими новыми историческими фактам, найденными им попутно в архивах.
Дорога становилась все уже, повороты круче, начались густые леса, потом скалы, и – перевал. Тут смотровая площадка, флаги всех стран и множество мотоциклистов. Сизов, сам не зная того, находился в раю: не для всех, а лишь для особых рисковых людей, байкеров. Горные серпантины, неизменное солнце, сухой и свободный асфальт, расстилающиеся во все стороны тосканские красоты и запредельные скорости: байкеры представляли рай только таким. По всей длине этого рая, но чаще на поворотах, белели на обочинах мраморные обелиски с завядшими венками: в память об открутивших правую ручку руля чуть дальше…