Ермакову наконец удалось втащить Саидова в укрытие. Он стащил с таджика камуфляж и приложил пальцы к сонной артерии. Саидов был мертв. Одна пуля снесла подбородок, вторая вошла в левый глаз. Стреляли снайперы, профессионалы высокого класса, но Ермаков уже давно об этом и сам догадался. Он пошарил в «лифчике» Саидова и обнаружил там два снаряженных магазина. Заменил магазин в автомате Саидова, начатый сунул в патронташ. Отцепил гранаты и рассовал их по карманам. Он уже не воспринимал эту войну как чужую.
Пора начинать панихиду.
Витвицкий заметил метнувшуюся к нему тень и выбросил вперед руки, пытаясь добраться до горла врага. Но его руки сомкнулись в пустоте, а над ухом раздался возбужденный шепот:
– Ты что, Саня, охренел?! Это же я, Калайчев! Ты меня слышишь?
– Слышу, – старшина с большим трудом проталкивал слова сквозь спекшиеся губы. – Там Ермаков.
– Знаю. Сейчас я ему подсоблю.
– Подожди, – простонал Витвицкий. – Где люди? Почему ты здесь?
– Группу повел Богданов, с ними будет порядок. А я вернулся. Я не мог не вернуться, понимаешь? Я себе такого никогда не прощу!
– Ладно. Что там у Ермакова? Он еще держится?
– Молчит Ермаков. И снайперы молчат. Похоже, все кончено.
– Черта с два они его возьмут, – начал Витвицкий, но Калайчев опередил его.
– Что ж ты молчишь? Кровищи целая лужа натекла. Сейчас перевяжу.
Он перевернул старшину на спину и тот приглушенно застонал.
– Хреново, Саня, – прошептал Калайчев. – Но не смертельно. Рука сломана, это факт… Осколочек в спине, прямо под лопаткой засел, сука… И для полного счастья дырка в боку, хорошо, хоть навылет… Какую шкуру испортили, гады! А ты, Саня, не дрейфь, прорвемся!
Он извлек шприц и ампулу с промедолом, но старшина цепко схватил его за руку.
– Подожди колоть. Значит так, Калайчев. Командир приказал нам выбираться отсюда. Понял?
– Что тут непонятного, – кивнул Калайчев и попытался освободить руку, но старшина держал ее мертвой хваткой.
– Это не все. Фомина нужно забыть! Это приказ Ермакова. Мы попали в засаду, и Ермаков приказал нам выводить остатки группы из боя, сам остался прикрывать. Не забудь. Калайчев, ты не знаешь майора Фомина. А потом мы его найдем. Ты и я. А сейчас забыть.
– Не трать силы. Я понял, не сомневайся. Давай скорее перевяжу. Ты и так уже потерял много крови.
Ермаков остался возле Саидова, пытаясь продумать план действий. Он кожей чувствовал, что снайперы сквозь ночную оптику контролируют каждое его движение. Пока он в безопасности в этом укрытии, но стоит высунуть нос из-за камней… Внутренне он уже был готов к смерти, но предстояло сделать еще кое-какие дела и тогда можно уходить. Он не хотел жить после всего, что случилось. Он даже сейчас чувствовал на себе укоризненные взгляды своих солдат. Они верили в него, верили как в Бога, а он не смог уберечь их от смерти. Теперь их кровь на нем.
Нет, ему еще рано думать о смерти. Он еще не отслужил панихиду. Ермаков хотел добраться до убийц, заглянуть им в глаза, понять, что это за люди и ради чего они убили столько людей. А для этого ему нужно прорваться на карниз и еще выше, к пещерам. Он оторвал тело от камня и выиграл у смерти еще десяток метров. Теперь тропа, ведущая на карниз, находилась прямо перед ним.
Калайчев повернулся в сторону горы, откуда до его слуха донеслись сухие щелчки выстрелов. Похоже, снайперы садят по Ермакову. Он с хрустом разорвал концы бинта и затянул тугой узел на груди старшины.
– Погоди, Санек! Надо командиру подсобить.
Он затащил Витвицкого за выступ скалы, вернулся к тому месту, где оставил ручной пулемет, и занял позицию за камнем. До рассвета уже оставалось немного и окружающие предметы постепенно обретали свои очертания. Калайчев определил точки, где засели снайперы, и плотно прижался щекой к прикладу.
– А вот это, суки, вам понравится?!
Длинная очередь стеганула вдоль пещер, ненадолго заглядывая в каждую из них, заставляя снайперов откатываться в глубь каменных нор.
Ермаков сложил руки рупором и прохрипел сорванным голосом:
– Уходите!!
Но пулемет продолжал долбить по горе, и Ермаков понял, что нельзя упускать столь удобный случай. Резким движением он выскочил из укрытия и метнулся по тропе, на карниз. Два или три раза совсем рядом зловеще прогудели шмели, но Ермакову удалось увернуться от их смертоносных жал. Его зрение и слух обострились и в какой-то момент ему даже показалось, что он видит, как при замедленной съемке, эти странные, не похожие на обычные пули, предметы.