Гитлер был готов прислать Риббентропа в Москву прямо 18 августа (и даже почти собрался отправиться туда сам!), но даже 19 августа Сталин еще колебался.
А Берлин нажимал, и утром 19-го — это была суббота, Шуленбург получил инструкцию добиться «немедленной встречи с господином Молотовым».
В два часа дня он — уже в который раз за эти дни — извинялся перед Молотовым за настойчивость.
— Но срочность дела требует этого, — пояснил он.
— Ничего, когда дело требует, не стоит его откладывать, — ответил нарком иностранных дел.
И русский с немцем вновь принялись уточнять пункты и формулы будущего пакта.
Шуленбург и переводивший его Хильгер покинули кабинет Молотова в три часа дня.
А через полчаса в германское посольство позволили из НКИДа и попросили Шуленбурга вновь приехать к Молотову в полпятого…
И в 16.30 посол услышал от Молотова:
— Я проинформировал правительство и сообщаю, что мы считаем, что господин Риббентроп мог бы приехать в Москву числа 26—27-го после опубликования торгового соглашения…
ПЕРЕВАЛ уже был близок… И в тот же день, а точнее — ночь, два уставших от последних согласований человека— доктор Шнурре и наш торгпред Евгений Бабарин подписали уже ранее парафированное кредитное соглашение.
Пункт первый его гласил:
«Правительство Союза Советских Социалистических Республик сделает распоряжение, чтобы торговое представительство СССР в Германии или же импортные организации СССР передали германским фирмам добавочные заказы на сумму в 200 миллионов германских марок».
А вот и пункт второй:
«Предмет добавочных заказов составляют исключительно поставки для инвестиционных целей, т. е. преимущественно:
устройство фабрик и заводов,
установки,
оборудование,
машины и станки всякого рода,
аппаратостроение,
оборудование для нефтяной промышленности,
оборудование для химической промышленности,
изделия электротехнической промышленности,
суда, средства передвижения и транспорта,
измерительные приборы, оборудование лабораторий».
Список этот более чем красноречив…
Но это было не все! К соглашению прилагались списки «А» и «Б» «отдельных видов оборудования, подлежащих поставке германскими фирмами» за кредит и выручки от советского экспорта в рейх.
Из этих обширных списков я приведу — и то частично! —лишь статью некоторые «машины и станки всякого рода»:
«Специальные машины для железных дорог. Тяжелые карусельные станки диаметром от 2500 мм. Строгальные станки шириной строгания в 2000 мм и выше. Шлифовальные станки весом свыше 10 тыс. килограмм. Токарно-лобовые станки с диаметром планшайбы от 1500 мм. Станки глубокого сверления с диаметром сверления свыше 100 мм. Зуборезные станки для шестерен диаметром свыше 1500 мм».
Были в списке еще и «большие гидравлические пресса; краны: мостовые, кузнечные, поворотные, плавучие» и «прокатные станы: проволочные, листовые и для тонкого листового железа»…
Были «компрессоры: воздушные, водородные, газовые и пр.» , и «различное специальное оборудование для сернокислотных, пороховых и др. химических фабрик», и «плавучие судоремонтные мастерские», и «турбины с генераторами от 2,5 до 12 тыс. киловатт», и «дизельные моторы мощностью от 600 до 1200 лошадиных сил»…
Были даже «некоторые предметы вооружения — на сумму в 28,1 млн. герм. марок».
К соглашению прилагался и список «В» «товаров, подлежащих поставке из СССР» на сумму в 180 миллионов марок.
Мы обязывались поставить немцам на 22 миллиона кормовые хлеба, на 74 миллиона — лес, на 15 миллионов — хлопка и хлопковых отходов, на 13 миллионов — фосфаты, на 9 миллионов — мехов и пушнины, на 2 миллиона — платины, почти на 4 миллиона — марганцевой руды и даже на полтора миллиона — «тополевое и осиновое дерево для производства спичек».
А вообще-то в списке было много чего еще — вплоть до необработанного и обработанного конского волоса, рыбьего пузыря, пуха и перьев…
ВЕСНОЙ Молотов говорил о политической базе экономического сотрудничества. Но в реальности все соединилось в одно — кредитно-торговое соглашение немного опередило соглашение политическое. Но — лишь на четыре дня.
С наследием Литвинова было наконец-то покончено. И 21 августа миссиям Дракса и Думенка предложили собирать чемоданы.
Банкир (и по совместительству— политикан) из группы Черчилля Леопольд Эмери позднее писал: «22 августа маршал Ворошилов заявил миссиям западных держав, что России надоело смотреть, как союзники без конца топчутся вокруг да около, и потому она вступает в соглашение иного рода. В тот же день мир узнал, что Германия и Россия заключили пакт о ненападении…»
Что ж, хоть раз Эмери, описывая позицию СССР, возвысился — пусть и перевирая немного даты—до правды. Ну, спасибо ему и на том…
ТОГО ЖЕ 21 августа Гитлер подписал для отправки Сталину личную срочную телеграмму. Шуленбург передал ее Молотову в 15.00 по московскому времени и уже в 17.00 получил от Молотова ответ Сталина.
Гитлер, в частности, писал:
«Господину И. В. Сталину
1) Я искренне приветствую заключение германо-советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо-советских отношений.
2) Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому Германское Правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.
3) Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным Комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.
5) Напряжение между Германией и Польшей сделалось нетерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.
6) Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник 22 августа, но не позднее среды 23 августа. Министр Иностранных Дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол (о протоколе было кратко сказано в пункте 4-м. — С. К.). Более продолжительное пребывание Министра Иностранных Дел в Москве, чем один день или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ.
Адольф Гитлер».
Ответная телеграмма Сталина была в три раза короче:
«Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру
Благодарю за письмо.
Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами.
Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.
Советское правительство поручило мне сообщить вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.
И. Сталин».
Ответ этот был сдержанным. Но —однозначным и конкретным.
На следующий день «Известия» сообщили: «После заключения советско-германского Торгово-кредитного соглашения встал вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР. Происшедший по этому вопросу обмен мнениями… установил желание обеих сторон разрядить напряженность,.. устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении. В связи с этим предстоит на днях приезд германского министра иностранных дел г. фон Риббентропа для соответствующих переговоров».