Выбрать главу

Успокоил и нашел выход из положения все тот же замечательный академик.

— Не кипятитесь, голубчик, ничего страшного. Пусть ваша Никитина занимается проблемами использования энергии солнца. Это не менее интересно, а в будущем станет важнейшим из направлений, — дал совет Петр Леонидович.

Наконец с его легкой руки сценарий утвердили, можно снимать, а тут еще с чехами подфартило. Благодарные советским людям, освободившим их от кичливых бошей, они часто приглашали наших деятелей искусства к себе в страну, в отличие от многих других не подвергшуюся разрушениям. Чехи пригласили в Прагу Дунаевского, устроили ряд концертов Пражского симфонического оркестра под руководством доброго Дуни, а заодно и Орлова с Александровым подтянулись со своими выступлениями. Оказалось, чехи без ума от их кинокомедий. Побывав на пражской киностудии «Баррандов», Александров слюнками истек от зависти, видя новенькие умопомрачительные павильоны, совершенное оборудование, манящие высоченные операторские краны. Любочка же готова была умереть на блистательной лестнице, по которой в «Девушке моей мечты» скакала венгерка Марика Рекк, такая же платоническая любимица Гитлера, как Орлова — любимица Сталина.

— А вам не кажется, что эту лестницу они слизали с нашей из «Веселых ребят»? — усмехнулся Александров.

— Кажется, — согласилась жена. — Но эта куда шикарнее, заграничнее. Я обязательно должна на ней танцевать!

Александров был не первым советским режиссером на студии «Баррандов», до него сюда уже проник Савченко и снял комедию «Свадьба с вензелями» по водевилю прошлого века «Аз и ферт». Фильм так и переименовали: «Старинный водевиль». Чехи охотно согласились распахнуть павильоны и перед Григорием Васильевичем, знай только деньги плати. Так мосфильмовцы временно превратились в пражфильмовцев, а Орлова ласково называла студию «Баррандов» бараночками.

Осень в Праге оказалась просто упоительной. Чехи носили русских на руках, могилы советских воинов всюду были украшены коврами из живых цветов, а там, где в бою пролилась кровь нашего бойца, об этом сообщала воткнутая табличка, горела лампадка и тоже росли милые цветы.

Зная, что на «Баррандов» снимается советский фильм, организаторы различных представлений не давали покоя артистам, занятым в съемках, таскали их по всем городам. В Брно устроили выступление на переполненном стадионе, к машинам несли на руках, от стадиона до вокзала провожала огромная толпа, на вокзале, едва поезд тронулся, тысяча голосов запела «Ходни штести, здраве» — песню, с которой чехи провожают любимых гостей. Поезд ехал медленно, и еще долго слышалось это пожелание счастья и здоровья, Любовь Петровна все махала ручкой из окна вагона и плакала, и Григорий Васильевич тоже плакал. Потом сказал:

— Знаете, любовь моя, есть такое понятие — исторический оптимизм. Оно свойственно мне и вам, всему нашему народу. Потому мы и непобедимы. Потому что мы — исторические оптимисты. И наш фильм должен выразить это ощущение. Такая чудовищная война закончилась только что, земля еще дымится и пахнет кровью, а мы уже поем и смеемся.

— Как дети, — добавила Орлова и счастливо прижалась к груди любимого мужа.

— И хорошо, что нам не дали снимать про ядерную бомбу, — радостно произнес Александров. — Это бы только утяжелило фильм. Весь мир боится этой проклятой бомбы. А вот энергия солнца — совсем иной коленкор. В самом этом понятии есть животворящая сила. Фашисты и вся мировая сволочь питаются энергией мрака. Мы, советские люди, питаемся энергией солнца. Вот о чем фильм. Может, так и назвать: «Энергия солнца»?

— Лучше проще, как сейчас: «Весна», — выдохнула Орлова, все еще в счастливом экстазе после успеха в Чехословакии.

Подошел Черкасов:

— Хорошо, братцы! В Гражданскую мы с этими чехами воевали, а теперь — такая любовь! А пройдет время, и нас все так будут встречать — и венгры, и немцы, и всякие прочие шведы. После такой войны все народы осознают, вот увидите, навсегда осознают!

К зиме использовали на «бараночках» все, что требовало хорошего оборудования, Любочка сбацала свою чечеточку на ступенях лестницы Марики Рекк, и все вернулись в Москву, где их ждала злая Любочкина закадычная подруга Фуфа — Фаина Раневская:

— Наелись шпикачек, напились вкусного пива, а мне даже понюхать не пришлось.

В Прагу ее не брали, поскольку сцены, в которых она участвует, легко снимались в мосфильмовских декорациях. И началась феерия! Фуфа Великолепная играла так, что операторы с трудом могли работать, их распирал смех, а уж остальные просто чуть не по полу катались. Пятидесятилетняя Фаина Георгиевна исполняла роль экономки Никитиной, Маргариты Львовны, простодушной старой девы, хватающейся за последнюю возможность обрести свое личное счастье с завхозом Института солнца Бубенцовым. Его играл тридцативосьмилетний Ростислав Плятт, влюбленный в актрису Веру Марецкую, чего Фуфа никак не могла ему простить и потому на съемочной площадке то и дело старалась наступить Славику на ногу или опрокинуть на него реквизит.