— Да, печально, — вздохнул Сталин. — Мне кажется, Богу давно уже нет дела до людишек. Его не трогают их беды, их судьбы. Ну, а что-нибудь веселое?
— Веселое? — оживился Александров. Поля сменились густым темным лесом. — Смешно было в Техуантепеке. Это такой тропический район. Пальмы, бананы, попугаи, крокодилы, колибри. Мы снимали нарядных девушек и женщин в длинных красивых платьях, но кто-то из местных умников сказал, что с помощью кинокамеры можно увидеть их голыми. Разразился скандал, нас чуть не закидали камнями. Потом все проверили, что видно в глазок объектива, удостоверились, что все в порядке, извинились.
— А что, не изобрести ли и впрямь такой аппаратик? — игриво засмеялся Шумяцкий.
— Даже не думайте! Я вам покажу! — в шутку пригрозил Сталин.
— Да такое просто невозможно, — усмехнулся Александров.
— Разве раньше кто-нибудь думал, что возможно показывать на киноэкране поступки и действия людей, совершенные в прошлом? — возразил Иосиф Виссарионович. — Э, люди еще не такое изобретут, вот увидите! Мы будем ехать в машине, а нас можно будет в это время показывать в Америке или в Мексике.
— Уже ведутся такие опыты, — сказал Александров. — Наш русский инженер Зворыкин, живущий в Америке, представил изобретенные им кинескоп — приемную трубку и иконоскоп — передающую трубку. Я, правда, не успел увидеть, как и что он показывает, но аппарат с помощью этих двух трубок передает движущееся изображение на расстояние.
— Трубок? — удивился Сталин, разглядывая свою курительную трубку. — Ну-ка, трубочка, покажи мне что-нибудь. Как там моя жена, к примеру?
— Это другие трубки, Иосиф Виссарионович.
— Да что я, не понимаю? Кстати, у нас в СССР тоже не сидят на месте. В этом году впервые осуществлена передача движущихся изображений по радио. С помощью передатчика, сконструированного инженером Архангельским. Вот так-то, господа американцы. А вы говорите… Как там? Джи?
— Больше не буду это «джи» говорить.
— Стало быть, Синклер все ваши снятые материалы захапал и не отдает?
— Огромное количество материала. Целый двухчасовой фильм «Да здравствует Мексика!» — Александров увлекся и стал подробно пересказывать содержание ленты. Не сразу увидел, что «паккард» вот уже минут пять стоит возле дачи в Зубалово, а увидев, постарался покороче закончить: — В этом фильме мы показали, как мексиканский народ шел от древности, от дремучей безнадежности, к современному революционному сознанию. И вы не представляете, до чего же трудно было снимать! Сколько нам палок навставляли в колеса. Все боялись, что в наш фильм вползет змея революции. И директор Хантор Кимбро, и продюсер Эптон Синклер, и многие другие делали все, чтобы не осуществился гениальный замысел Сергея Михайловича. А в итоге действительно захапал отснятый материал, и я теперь не знаю, как нам переправить его в СССР. Помогите, товарищ Сталин!
Сталин молчал. Потом повернулся к сидящим на заднем сиденье, протянул им руку для пожатия:
— Работайте, товарищи! Товарищ Удалов, отвезите товарищей Александрова и Шумяцкого по домам.
И, выйдя из машины, зашагал к дому. Навстречу ему выбежала радостная рыжая дочурка лет шести, бросилась на шею с поцелуями, он усадил ее на правую руку и понес. А водитель Удалов уже разворачивался и отъезжал со словами:
— Очень любит свою Сетанку.
От Зубалово до центра Москвы ехали больше часа. Расслабившись, Александров ощутил в себе те двадцать или сколько там рюмок водки, опьянел, слушая рассказы трезвого Шумяцкого о том, что нынче творится в «Союзкино». Фактически он начал руководить с января, созвал совещание директоров кинопредприятий и творческих работников студий о путях реконструкции советского кино, обратился к председателю Совнаркома Молотову с программой, нормальной, а не такой хилой, какие выдвигал его предшественник Рютин, провел конференцию сценаристов, начал открывать звуковые кинотеатры и с гордостью заявлял, что объявил войну великому немому.